Утром, во время перевода, подали карточку: "Хрисанф Платонович Бирич. Уссуро, о. Сахалин". Приехал с тремя детьми: Емилиею, 12 л., Сергеем, 9 л., Павлом, 8 л. Первую я уже знаю: мать в это же время в прошлом году привезла сюда определить в Католическую француз­скую школу и была у меня; а Емилия говела у нас и встречала Пасху. Теперь отец вместе с нею привез и малышей своих в ту же француз­скую школу католических монахинь. Он богатый рыбопромышленник; у него по найму работают, по рыбной ловле и приготовлению из рыбы "кояси"*— удобрения для продажи японцам, больше 700 японцев и больше 100 русских.

— Отчего же вы не отправите детей в какое-нибудь хорошее рус­ское учебное заведение? —спрашиваю.

Объясняет, тут же при детях, что он из ссыльных: бывший офицер, за дисциплинарное преступление в 1884 г. был сослан на Сахалин на 3 года, по истечении которых остался здесь поселенцем; так боится, что детей его в русской школе жестокие русские воспитанники будут ко­рить тем, что они дети ссыльного, и тем отравлять их существование. К тому же хочется ему, чтобы дети усвоили французский язык, хотя сам же видит, как это ненадежно в таком возрасте: дочь в бытность дома, во время каникул, уже стала забывать по-французски (тогда как здесь, когда говела, затруднялась говорить по-русски). —Обещал я брать в Миссию детей на большие праздники, если не будут брать их в Посольство, как прежде Емилию, на воскресные Богослужения.

Сейчас только что ушел от меня Петр Уцияма, наш учитель Семинарии, взятый в военную службу, и ныне в качестве переводчика сопровождавший пленных сахалинцев в Нарасино. Встреча лично для нас с ним приятная, так как я люблю его, как своего хорошего воспи­танника; и я его напоил чаем и обласкал, но он не знает, какую боль причинил мне своими добродушными рассказами".

"20 Июля (2 Августа) 1905. Среда.

Петр Уцияма опять явился: привел новых пленных с Сахалина, граж­данских, сдать французскому консулу в Иокохаме, военных — в На­расино. Сахалин все более и более прячется в карман Японии. Да они уже и Владивосток обложили, в Де-Кастри войска высадили . .. А внутри России революция. Пришла великая беда на Россию! Знать, она стоит того. Но, Господи, накажи и исправь!"

"1 (14) Августа 1905. Понедельник.

Разослано по всем местам военнопленных мое печатное письмо к ним, уведомляющее, что всем им послано будет по крестику, нижним чинам — серебряные, господам офицерам — вызолоченные; прошу я, чтобы отовсюду известили меня о числе православных, имеющих полу­чить крестики. Католики и протестанты, кто желает, тоже может получить крестик. А не желающие, равно евреи и магометане, полу­чат деньгами стоимость крестика — 10 сен и шнурка к нему — 5 сен, чтобы выставили и число сих в приложенном листе.

Японцы уже забрали Сахалин. Военный губернатор Сахалина генерал-лейтенант Ляпунов взят в плен и с ним больше тысячи нашего войска. Поселяют воинов наших, перевезя в Японию, в Хиросаки и Нарасино, как выше сказано; гражданских чинов с женами и детьми сдают французским властям здесь для отправки в Россию. Дальше японцы принимаются за Камчатку, кажется".

"28 Августа (10 Сентября) 1905. Воскресенье.

Я совершал Литургию и рукоположение катихизатора Моисея Сираива во диакона для того, чтобы он с о. Борисом Ямамура служил у военнопленных в Хиросаки, Акита и Ямагата, где разместили офи­церов с денщиками, взятых в плен на Сахалине. Неделю он будет учи­ться служить по-русски, потом отправится к о. Борису и с ним, к военнопленным".

"6 (19) Ноября 1905. Воскресенье.

Много офицеров в церкви и потом у меня.

Из Сендая прибывший один наш полковник из сахалинских военно­пленных рассказал, что в Сендае между пленными нижними чинами есть 60 поляков не являющих себя русскими патриотами, потому между русскими и ими произошла драка, и 20 поляков избиты, а один из них уже помер от побоев.

Еще говорил полковник, что у сендайских военнопленных нижних чинов хранилось 4-ре знамени, вынесенные из боя у Мукдена, японцы проведали об этом, должно быть от поляков, и стараются отыскать их, но русские до сих пор хорошо прячут".

"8 (21) Ноября 1905. Вторник.

Ровно 25 лет, как я в последний раз приехал в Японию. Слава Богу, что следующее 25-летие придется встречать в могиле, в одиночестве, так как и черви перемрут.

Был из Сендая военнопленный военный губернатор Сахалина генерал-лейтенант Михаил Николаевич Ляпунов с одним из своих адъю­тантов. Много грустного рассказал он про наше административное неустройство, как все его представления в Петербург оставались без всякого исполнения, как его оставили без войска — на всем Сахалине было только 15 тысяч, и прочее; в заключение чуть не заплакал, говоря: "И вот я взят в плен, арестант". А адъютант рассказал про чудовищную жестокость японцев: отряд в 130 человек русских отдал­ся в плен им, и они, связавши всем руки, вывели их на поляну, вырыли могилу и всех до единого изрубили, двух офицеров даже с истязанием, и зарыли в землю. Один русский солдат, скрытно следуя за отрядом, все это видел и ныне, будучи в плену, рассказал Ляпунову, которым составлен протокол, имеющий быть обнародованным после плена.

Из России получено 386 застрахованных тючков с книгами и неко­торые с бельем для военнопленных. Отправлены были, кажется, в июне, получены поздненько, впрочем, успели разослать все по на­значению".

"16 (29) Ноября 1905. Среда.

Отец Алексей Савабе явился, чтобы рассказать, как он проводил са­дившихся в Иокохаме на пароход военнопленных: отслужил для них на судне напутственный молебен, передал им мой прощальный привет и благословение. Все необыкновенно счастливы своим отправлением. Отъезжают на этом пароходе "Воронеж" генерал-лейтенант Ляпунов, военный губернатор Сахалина* и другие офицеры, содержавшиеся в Сендае, офицеры и все нижние чины из Такасаки и прочие.

В сегодняшних газетах объявлено, что по вчерашнее число вы­бывших из Японии военнопленных уже 16,527 человек. Так как всех русских военнопленных в Японии было 71,937, то, значит, остается еще в Японии 55,410 человек. Сегодня был у меня лейтенант Павел Покович-Шишко из Кёото, рассказывал, что слышал генерала Данилова говорящим, что "к Новому году ни одного пленного не останется в Японии." Дай Бог!"

"17 (30) Ноября 1905. Четверг.

Был из Хиросаки военнопленный Хрисанф Платонович Бирич, работопромышленник на Сахалине, во время же войны начальник вольной дружины. Рассказывал про такие жестокости японцев, что в ужас при­ходишь. Не было тогда иностранных корреспондентов, не перед кем было роль гуманных разыгрывать, и потому показали себя в своем натуральном виде: массы мирных жителей избивали без всяких при­чин, женщин насиловали, других женщин и детей рубили и расстрели­вали, также как мужчин; русских каторжников множество и массами расстреляли, под предлогом, что "этот народ, мол, ни к чему не годный "; даже умалишенных больных повытаскивали из госпиталя и расстреляли; а другие массы каторжников, как скотов, перевезли в Декастри и бросили без пищи ... Поверит ли Бринкли всему этому, если рассказать ему? Ни за что! Он, если бы и своими глазами увидел эти зверства японцев, то принял бы это за оптический обман и обернувшись тотчас бы завопил: "Русские варвары творят ужасные зверства, русские дикари свирепствуют и т. д."