Алек­сей, живший на острове Расшуа. Оказавшись в 1811 году вместе с русскими моряками со шлюпа «Диана» в японском плену, Алексей рассказал, что лет за десять перед тем кам­чатский священник посылал несколько айнов с Расшуа «на занимаемый японцами остров Итуруп для обращения живу­щих там мохнатых курильцев в христианскую веру, или, по словам Алексея, «учить ихная люди наша закон». Посланцев священник снабдил медными образами и молитвенниками, велев «показывать их мохнатым, уверяя их, что это русский бог и что если они станут носить его на шее, то долго будут жить на земле и счастливо, больны никогда не будут, да и на том свете им будет хорошо. А за каждый образ и за каж­дую молитву брать у мохнатых по лисице, а если можно, то и более».

На Итурупе японцы схватили «проповедников» и, отобрав образа, заключили их под стражу. Ночью им удалось бежать и, скрывшись от погони, убраться восвояси. В итоге корыс­толюбивый батюшка из Петропавловска остался и без ли­сиц, и без итурупской паствы. В.М.Головкина эта история повергла в смятение, ибо он знал об отношении японцев к исповедованию христианства. В своих записках он писал: «...Как могли мы их (японцев — А. К.) уверить, что ничего не значащий, необразованный, безграмотный поп дерзнул в поношение христианской религии отправить... ради своей ко­рысти образа и молитвы как какой-нибудь товар?» (15).

Набеги подобных «миссионеров» на Южные Курилы не только омрачали отношения с японцами и айнами, но и яви­лись прямым нарушением тогдашних российских законов. Ведь еще указом Екатерины II от 30 апреля 1779 года предписывалось: «Приведенных в подданство на дальних остро­вах мохнатых курильцев оставить свободными и никакого сбору с них не требовать, да и впредь обитающих тамо на­родов к тому не принуждать» (16).

К сожалению, поборы с туземцев под видом проповедни­чества были, видимо, не редкостью. Во всяком случае, по словам В. М. Головкина, камчатских священников айны очень боялись, говоря, что «если и худого ничего курильцы не сделают, то посещение духовных бывает для них убыточно».

Даже спустя сто лет после появления на Курилах россиян, принесенная ими христианская вера оставалась для местных айнов непонятной и чужой, из которой они восприняли лишь отдельные внешние атрибуты. В. М. Головнин, посетив острова в 1811 году, заметил по этому поводу: «Наши куриль­ни все вообще держатся старинных своих обычаев и веры, но перед русскими претворяются, что они христиане, носят ни шее кресты и образа и молятся богу по нашему, а потому, если кто из русских любопытствует знать их обряды и образ жизни, то они всегда отзываются незнанием...» (17).

Таким образом, едва ли можно преувеличивать роль Православной Церкви в жизни курильских аборигенов, но не стоит ее и принижать. Влияние это существовало и служило в основном внешнеполитическим целям Российской империи. Конечно, огромное значение имели личность самого миссионера и, выражаясь современным языком, его нравственный облик. К счастью, в этом деле всегда были и настоящие под­вижники, распространители культуры и духовности.

Несмотря ни на что, очаг православия на Курильских ост­ровах, возникший в первой половине XVIII столетия, с тех пор никогда не угасал. Позднее церковь в бухте Майрупо (ныне залив Байкова) на Шумшу была построена на средства Российско-Американской компании, расположившей здесь свою факторию. Сведения о ее существовании мы находим в записках известного мореплавателя В.А.Римского-Корсакова, заходившего в бухту Майрупо на шхуне «Восток» в сен­тябре 1854 года. Посещение фактории и здешней церкви произвело на него, видимо, хорошее впечатление. Позднее он писал: «Избы, церковь и пакгауз привезены из Ситхи* и достроен выкидником еловым и тополевым, которого туда приносится морем немалое количество, без сомнения, с кам­чатского берега. Церковь хоть куда: изобильно украшена утварью и может поместить до 50 человек. Священника в ту пору не было, и Форсман (управляющий факторией — А. К.) по воскресеньям сам читал молитвы прихожанам» (18).

________________________________

* Ситха — селение Российско-Американской компании на о. Кадьяк.

____________________________________

О русских первооткрывателях Сахалина и Курильских островов написано немало. И это освобождает нас от необходимости объяснять читателям, что палубы российских парусников населяли отнюдь не кроткие агнцы. Их характеры ковала героическая и беспощадная эпоха, каждодневное противоборство слепой стихии и превратностям фортуны. Но было бы ошибкой полагать, что эти люди не верили ни во что святое. На этом стоит остановиться чуть подробнее, пос­кольку такой упрощенный подход иногда, увы, сквозит в оценках отдельных авторов при жизнеописании того или ино­го исторического персонажа. Еще чаще тема религиозных убеждений конкретных исторических лиц, как не совсем «удобная», попросту обходится в работах наших историков. Между тем множество исторических фактов и документов свидетельствуют о глубокой приверженности русских земле­проходцев и мореплавателей принципам и традициям право­славной веры. Как своеобразный символ этой веры — наз­вания самих русских кораблей в XVIII—XIX веках. Вчитай­тесь в старые хроники: от Охотска до Калифорнии и от уг­рюмого «чукотского носу» до берегов экзотической Японии бороздила просторы тихоокеанских морей «святая флотилия» российских галеотов, шлюпов, пакетботов, гукоров, бригантин, фрегатов, корветов, шхун.

Вот имена гражданских и военных кораблей, взятые поч­ти наугад и только из числа тех, что в разные годы второй половины XVIII — начала XIX веков потерпели крушение или погибли в Охотском море, у берегов Камчатки, Курил и Сахалина: «Св. Иоанн» (1753), «Св. Петр» (1755), «Св. Па­вел» (1766, командир штурман Дудин 2-й), «Св. Екатерина» (1766), «Св. Павел» (1766, командир капитан-лейтенант Левашев), «Св. Гавриил» (1766), «Св. Захария» (1766), «Ар­хангел Михаил» (1772), «Св. Адриан» (1773), «Св. Павел» (1774, владелец купец Осокин), «Св. Николай» (1775), «Св. Наталия» (1780), «Св. Надежда Благополучия» (1782), «Св. Николай» (1806, командир штурман В. Кожевин), «Св. Па­вел» (1822, командир штурман Н. Курицын) и многие дру­гие (19).

Промысловые «вояжи» купеческих судов на Курильские или Алеутские острова были делом хотя и опасным, но в об­щем-то будничным, и поэтому команда на них обходилась без священника. Лишь в крупные экспедиции, снаряжаемые на средства правительства, назначались иногда священнослужители. Известно, например, что в 1739 году в отряде капитана М.П.Шпанберга, плававшего к берегам Японии и Южных Курил, находился священник Анисим Аврамов (20).

Но в описаниях морских путешествий россиян имена свя­щенников остаются обычно в тени. Наверное, это не совсем справедливо, поскольку корабельные священники, скромно исполнявшие свой долг, являлись полноправными членами экипажей. От них так же, как от строевых офицеров и судоврачей, зависело «душевное и физическое здравие» команды, а следовательно, и успех плавания.

Из кругосветных путешествий, связанных с Сахалином, можно привести в качестве примера историю плавания фрегата «Паллада» в 1852—1854 годах. Экспедиция отправлялась с важной дипломатической миссией, она должна была доставить в Японию посольство во главе с адмиралом Е. В. Путятиным. Синод и Морское ведомство тщательно отнеслись к подбору кандидатуры священника для этого плавания. Им оказался отец Аввакум — архимандрит из Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге.

Выбор на него пал не случайно. В течение десяти лет, с 1830 по 1840 год, отец Аввакум находился в составе русской православной миссии в Пекине, где прекрасно изучил китайский язык. Впоследствии он снова был в Китае, составил «Каталог книгам, рукописям и картам на китайском, маньчжурском, монгольском, тибетском и санскритском языках библиотеки Азиатского департамента», изданный в 1843 году. Его обширные познания востоковеда сослужили экипажу «Паллады» добрую службу при посещении Сингапура, Гонконга, Шанхая и других китайских портов. В записках писателя П.Л.Гончарова о кругосветном плавании фрегата «Паллада» перед читателем предстает весьма колоритная фигура отца Аввакума, человека образованного и мужественного, обладающего удивительной невозмутимостью перед лицом любых невзгод и опасностей.

На кораблях Сибирской флотилии, плававших в те годы у берегов Сахалина и Курил, священнослужителей не было, но церковная служба на них обязательно входила в ежеднев­ной распорядок и проводилась одним из членов экипажа (как правило, офицером). Вот, например, как описывает этот ритуал командир шхуны «Восток» В.А.Римский-Корсаков: «С утра, как команда встанет, моют палубу добела с каменьями и песком, все медные и железные вещи очищают досветла, и наконец, команда одевается в порядочное платье, да сам я и офицеры надевают эполеты получше. К десяти часам, когда все готово, у образа с палубы зажигают огонь, поднимается над кормой флаг, который обыкновенно в открытом море не носится. Все собираются к молитве. Прихожу и я. Один из офицеров начинает читать. Молитвы непродолжительны. Прочитывается несколько псалмов, несколько молитв из воскресных часов, очередные Апостол и Евангелие, «Отче наш», «Верую», «Достойно», «Аминь», но все это читается

гораздо приличнее, чем прочел бы дьячок» (21).

В середине XIX века Сахалин и Курильские острова, на­ряду с Русской Америкой, становятся своего рода рубежом православного мира в северной части Тихого океана. К это­му же периоду относится и начало распространения православия на Сахалине, который в силу ряда обстоятельств еще оставался зоной русско-японского соперничества.

21 сентября 1853 года — памятная дата сахалинской ис­тории. В этот день начальник Амурской экспедиции Г.И.Невельской основал на берегу залива Анива русский воен­ный пост Муравьевский. Это событие начальник поста май­ор Н. В. Буссе описывал так: «Матросы выстроились в две шеренги; и я, подняв флаг, встал перед ними. Скомандовав: шапки долой! Невельской приказал спеть молитву. Команда запела молитву «Отче наш», затем спели «Боже царя храни», раздалось русское ура, откликнувшееся на корабле, и Саха­лин сделался русским владением. Собравшиеся японцы и айны с удивлением смотрели на нас» (22).

Мы привели этот эпизод совсем не потому, что он кажет­ся в чем-то символичным. Скорее, дело в другом. Освящая пением молитвы занятие острова, русские моряки тем самым подчеркивали историческое значение этого акта. Это вполне осознавал и сам Геннадий Иванович Невельской, который к тому же был искренне верующим человеком.

Как известно, решительные действия Невельского в При­амурье и на Сахалине на начальном этапе работ Амурской экспедиции в 1850—1851 годах встречали некоторое сопро­тивление в определенных правительственных кругах. В ча­стности, Министерство иностранных дел, возглавляемое К. В. Нессельроде, опасаясь испортить отношения с Китаем, воз­ражало против занятия устья Амура. Учреждение здесь Ни­колаевского поста в 1850 году едва не обернулось для Не­вельского разжалованием в матросы. Следует отметить, что примерно такой же была в те годы и политика правительст­ва в отношении миссионерской деятельности среди гиляков (нивхов), проживавших в низовьях Амура и на Сахалине. В записках Н.В.Буссе, например, упоминается о том, что четырех гиляков, «по их желанию», крестил сам Г.И.Не­вельской. Очевидно, среди этих первых гиляков, принявших христианство, были двое проводников — Позвейн и Паткин, много помогавшие офицерам Амурской экспедиции во время их походов по Приамурью и Сахалину. Затем правительство запретило крестить гиляков, и, когда архиепископ Якутский и Камчатский Иннокентий предложил послать к гилякам миссионеpa, ему в этом было отказано. Вместо этого поступило указание: «Назначить священника для исполнения треб служащих в Амурской экспедиции». И тогда на Нижний Амур архиепископ Иннокентий направил своего сына — священника Гавриила Ивановича Вениаминова, — «дозволив ему помазать тех гиляков, которых окрестил Невельской» (23).

В Петровское зимовье, где располагалась штаб-квартира Амурской экспедиции, отец Гавриил прибыл в августе 1853 года со своей женой Екатериной Ивановной. Вместе с другими сотрудниками экспедиции и членами их семей они стойко переносили выпавшие на их долю трудности и лишения. Отец Гавриил стал одним из первых православных священ­ником, начавших свою деятельность на территории Приаму­рья и Сахалина, то есть на тех землях, которые в результате усилий Г. И. Невельского и его сподвижников удалось закрепить в составе России в 50-е годы XIX века.

В 1856 году, по представлению генерал-губернатора Вое­нном Сибири Н. Н. Муравьева, указом Синода отец Гавриил был возведен в сан протоиерея и награжден набедренником. Кроме того, он был «определен на должность благочинного при амурских церквах и миссии с утверждением в обязанность проповедовать слово Божие между туземцами, живущими вблизи города Николаевска, по рекам Аргуни и Буреи и другим, с наименованием старшего миссионера в Приамурском крае» (24).

Высоко оценивало деятельность Г.И.Вениаминова не только церковное начальство, но и правительство. В послужном списке протоиерея отца Гавриила есть запись о том, что «за со действие своими трудами и усердием в возвращении России Амурских владений сопричислен к ордену Св. Владимира 4-й степени» (25).

В связи с описываемыми событиями хотелось бы немного подробнее рассказать об уже упоминавшемся нами архиепископе Иннокентии Вениаминове (1797—1879). В обшир­ной исторической литературе, посвященной присоединению к России Приамурья, Приморья и Сахалина, о нем встречаются, как правило, лишь краткие упоминания. Между тем влияние этого крупного деятеля Русской Православной Церкви несомненно способствовало успешному исходу «великого Амурского дела». Будучи в 1850—I860 годах архиепископом Камчатским и Якутским, Вениаминов являлся не просто современником Н.Н.Муравьева-Амурского и Г.И.Невельского, но и был энергичным сторонником проводимых ими мероприятий. Уже в то время он пользовался огромным авторитетом, который заслужил своими трудами, являясь епис­копом Камчатским, Курильским и Алеутским, отдав к тому времени свыше 30 лет распространению православия на Дальнем Востоке и в Русской Америке.