Диакон Андрей Кураев

Церковная жизнь как точка роста

Ваше Преосвященство,

дорогие отцы, братья, сестры!

Я бы хотел здесь вступить в полемику с дежурным мифом о жизни православной Церкви, причем этот миф поддерживается зачастую людьми и нецерковными, и церковными.

Это представление о том, что в православной жизни ничего не меняется. Светские люди обычно об этом говорят с некоторой толикой осуждения, мол вы закостенели в ваших средневековых догмах и представлениях и не способны жить в современном мире.

Церковные люди иногда испытывают в этой связи некое другое чувство.

Однако это не совсем так, в церковной жизни есть области, где все традиционно, а есть точки роста, точки прения. Попробую несколько этих точек обозначить.

Женщины стали получать богословское образование, даже в Свято-Тихоновском Православном Гуманитарном Университете стали защищать богословские диссертации и просто преподавать в церковных школах: в частности почти во всех приходах женщины преподают Закон Божий. В XIX веке это дело было немыслимо, тогда только батюшка мог преподавать Закон Божий.

Сегодня наоборот: батюшка скорее скажет, что не мужское это дело детишкам сопли вытирать и пошлет какую-нибудь учительницу из прихожан своих работать с детишками.

Это очень значимая перемена, потому что женщины всегда были большинством в составе наших прихожан, но это было скорее молчащее большинство, и только сейчас оно обретает вполне законное и естественное право голоса, право свидетельства о своем переживании веры, веры, православия и борьбы.

Еще одна интересная перемена - это перемена в жизни монашества. После Петровских реформ и соответствующей секуляризации сознания дворянских гнезд, когда крестьяне остались по-прежнему традиционно православными, а вот дворяне скорее читали Вольтера и Руссо, русские монастыри стали в социальном смысле одномерными, т.е. если монастыри допетровской эпохи были социальной моделью всего древнерусского общества, где были и боярские дети и крестьянские, то, начиная с XVIII века, русские монастыри становятся чисто крестьянскими. С одной стороны, у этого были хорошие последствия: монахи на Соловках научились арбузы выращивать, но с другой стороны, отсюда же родилось и представление о безграмотности русского духовенства. И в самом деле, в 17-м году на Поместном Соборе нашей Церкви возникла дискуссия: а хорошо бы было, чтобы в Епархиальных управлениях был бы отдельный стол в канцелярии, который бы занимался делами монастырей, и чтобы во главе этой конторы, ее начальником, был поставлен монах. Не мирской священник, а просто монах, который занимался бы своими делами. Идея хорошая, красивая, но председательствующий на Соборе Нижегородский Митрополит Арсений сказал так: «Вы знаете, отцы, у меня в епархии 45 монастырей, и при этом в этих 45 монастырях только два человека, два монаха имеют среднее школьное образование. Кого я поставлю во главе стола? Кого поставлю столоначальником?» Это вот картина образованности монашества на начало XX-го столетия. Сегодня уже совершенно иная ситуация, сегодня в наших монастырях скорее трудно найти крестьянина. Современные монахи не знают с какой стороны к корове подходить зачастую, но зато встретить выпускника университета, консерватории и т.д. среди наших монахов дело сегодня совсем даже простое. То есть, как ни странно, монастыри XXI века становятся похожими на монастыри эпохи Иосифа, скажем, на монастыри XV-XVI веков. Тогда монастыри были центрами духовного просвещения. Замечательно об этом сказал русский философ и историк в эмиграции Георгий Федотов. Он сказал, что древнерусские монастыри - это святые зародыши не родившихся университетов. А сегодня, все-таки университеты, слава Богу, в нашей стране родились и существуют, и поэтому происходит скорее обратный отток от университетов в монастыри. И это опять очень интересная перемена, связанная с тем, что, в целом, в монашеском и светском духовенстве (мирском духовенстве) появляется большое число людей с университетским образованием (светским). И это тоже соответствующий стиль мышления, дискуссии и т.д., он тоже входит в нашу жизнь.

Видите ли, в стенах вашего университета слишком во многих его аудиториях, на конференциях, в книжках и т.д. я слышал и встречал время от времени фразы, которые меня, честно признаюсь, корежет. Фразы следующего типа: «философия вед», «философия Библии», «философия Вини Пуха» или еще что-нибудь такое – «философия удмуртского эпоса». Я говорил, что никакой философии ни там, ни там, ни сям не существует. Философия – это очень редкий зверь, редкий цветок; и философия, что очень важно, рождается из истории человечества. Первый раз - в Греции в VI веке до Р.Х., столетием позже - в Индии. Заметьте, столетием позже, т.е. европейская философия и философия Пифагора были раньше, чем философия буддизма или даже джавизма и т.д. Потому что это разные регистры работы сознания. Одно дело, человек ощущает себя пророком, посланником, авторитетом сакральной инстанции, но это не философия, это совсем другая вещь. Другое дело - философ - человек, который знает, что с ним не согласятся, и поэтому ищет аргументы, поэтому старается быть понятным и убедительным; вот тогда и рождается рациональная работа ума, т.е. философия. Она рождается там и тогда, когда складывается соответствующая политическая культура, допускающая публичные дискуссии. Это культура античной Греции, культура диспутов, культура Древней Индии. Так вот сегодня, на наших глазах, христианское богословие превращается в философию и именно по этому параметру. Потому что сегодня каждый думающий православный христианин понимает, что он живет в очень тесном плюралистическом мире, в котором каждый его тезис, предмет его веры и убеждения становится дискутабельным, и поэтому надо уметь отстоять свои собственные убеждения. И это тоже очень интересная перемена, которая касается, в том числе, и наших студентов. За 20 веков нашей истории мы, преподаватели семинарий, сегодня впервые учим наших студентов рационалистически критиковать религиозную веру. И это неизбежно, потому что мы прекрасно понимаем, что любой наш выпускник, любой священник будущий придет в мир, в котором у людей очень разные «тараканы в головах бегают». Кто-то кого-то наслушиваются, кто-то, вслед за Мулдашевым, пробуют третий глаз «у себя отколупать»... И прочее, и прочее. И вот, в этих условиях, конечно же, очень важно чтобы человек - носитель христианских взглядов - оказался бы еще в состоянии подвергать встречные ему суеверия научной проверке.

Я помню, когда я только поступил в семинарию, знакомился с ребятами нашего курса, узнавал, кто как дошел до жизни такой. Однажды, к общему возмущению нашей дружной спальни, мы выяснили, что один из нас был комсомолец. Я его спрашиваю: "Как ты посмел в комсомол вступить?" Он говорит: "А что в этом такого?" Я говорю: "Но ведь комсомол – это атеистическая организация. Что ты там делал?" Поясняю: комсомольцами были мы все, но весь наш остальной класс, у всех у нас, судьба была такая: мы сначала находились в неверующих семьях, в 14 лет вступали в комсомол, в 17 заканчивали школу, потом университет. По ходу учебы в университете приходили к вере, и потом – в семинарию. А этот парень, он попович – сын священника, значит с детства верующий и, тем не менее, вступил в комсомол.

-Как ты посмел в комсомол вступить?

-А с чего ты взял, что комсомол - это атеистическая организация?

Я тогда процитировал ему по памяти пункт 1 устава ВЛКСМ: "Член ВЛКСМ обязан вести борьбу с религиозными суевериями". А в ответ он говорит: "Правильно, но ведь это же моя первая обязанность в качестве христианина!" И надо заметить, что с этим не поспоришь.

Действительно, во все века задача христианского проповедника-богослова была в борьбе с суевериями и предрассудками. Так вот, сегодня это тоже очень важно для нас. Понимаете, в семинарии, в истории нашей церкви, аудит система – система аудиторного образования - дело довольно новое, потому что еще в XVI веке на Украине, в XVIII веке в Великороссии, в семинариях XVI-XVIII веков – это была зубрежка. В Советские годы в семинариях, прямо сказать, не учили семинаристов полемизировать с господствующей атеистической идеологией. И поэтому только вот сегодня, в 90-е годы, мы учим наших студентов находить рациональные аргументы для критики тех или иных мифилогемов. Возникает вопрос: достанет ли у наших студентов такта для того, чтобы не обратить эти навыки к критике своих собственных святынь? Если в отношении отдельно взятых людей можно однозначно сказать, что хватит, то дальше возникает закон действия больших чисел. У нас сегодня в церкви около пяти тысяч семинаристов, пять тысяч учащихся духовных заведений. И поэтому, из этого большого числа, у кого-то такта не хватит. В итоге, я думаю, через несколько десятилетий мы получим круг определенных людей, у кого есть богословские знания и знания в области истории религии, истории церкви, но которые при этом холодным взглядом смотрят на мир Православия. И эта некая угроза реформации уже возникает. Так что это тоже интересная возможная перемена, т.е. наше будущее мы отнюдь не видим беспроблемным.

Еще очень важно то, что Церковь сегодня, опять же впервые за 20 веков, учится жить в условиях свободы совести. Я считаю, что Господь промыслом своим убрал с лица Земли, демонтировал все православные монархии в ходе XX века: Греческое королевство, Болгарское, Румынское, Российское царство. И в результате многие восприняли это как некий сигнал, звоночек по окончанию школы, зовом к «совершеннолетию». Ведь Господь обращается к нам и говорит: «Пока вы были маленькие, вам нужен был этот манеж, который ограждал бы вас от приключений и неприятностей, но сейчас вы большие, учитесь быть людьми, учитесь быть понятными, привлекательными; так исповедайте же мне силы полицейско-административной указки, а примером своей любви, молитвы, убеждений и проповедей?» Так что для нас это тоже новый опыт. Не все выдерживают, слишком часто на страницах школьных изданий видишь ностальгические призывы: «Эх нам бы царя-батюшку, он бы всех врагов православия изгнал. Всех загнал бы к нам на уроки Закона Божьего» и прочее. Но я думаю, что это как раз призывы устаревшие. В официальных документах нашей Церкви, в частности в основной социальной концепции, принятой в апреле 2000-го года, совершенно другая позиция. Там сказано: "Мы исходим из того, что принцип свободы совести, это принцип, который всерьез и надолго вошел в нашу жизнь".

Всем известно, что православные –консерваторы, но ведь и разные вещи хранят по-разному. Вот если я хочу сохранить листочек из осеннего сада, я просто возьму листочек, принесу домой и положу его в книжку. А если я хочу сохранить рыбу? Уж не жителям Сахалина нужно рассказывать, что нужно сделать, чтобы ее сохранить. Если я хочу сохранить, то я должен ее изменить: выпотрошить, просолить, прокоптить. Изменить ради сохранения.

А если я хочу сохранить научную школу, то эту научную школу для ее сохранения я должен менять ежегодно: принимать новых студентов, аспирантов, преподавателей; вводить новые методики обучения, исследования и прочее, прочее. То есть ради сохранения нужно меняться. Так вот, мы, православные, конечно консерваторы. Мы всегда в известном смысле староверы. Но вот я убежден, что сегодня очень важно для Православной церкви освоить язык ушедший, язык уходящей на наших глазах эпохи, эпохи, я сейчас скажу страшное слово, либерализма. Потому что, по убеждению большинства православных людей, мы вступаем в мир. Почему я о свободе совести так много говорил, потому что свобода совести сегодня под угрозой. По нашему ощущению, в мире складывается новая глобальная тоталитарная система с невиданными ранее средствами контроля сознания людей и методами «промывки мозгов». Достаточно сказать, что по данным статистики, в среднем где-то 89 % американских семей имеют дома душ, а телевизор дома имеют 93 % американский семей. Что из этого следует? Что мозги американцы «промывают» чаше, чем остальные части своего тела. Это конечно не только американцы, это везде и всюду. Так вот это не что иное, как невиданные в истории средства промывки мозгов и невиданные в истории средства контроля за результатами этой промывки.

Я убежден, что после 11 сентября 2001 года кончилась эпоха Просвещения. Эпоха, которая объяла собой 300 последних лет европейской истории. В частности, три основных мифа у этой эпохи характерны; миф сайентизма; миф о всесилии науки. Его судьба – это отдельный разговор. Миф о прогрессе, т.е. миф о том, что с каждым поколением люди живут все лучше. Опять же, этот миф демонтировался уже последние лет 50 довольно успешно. И вот, 11 сентября 2001 года, по сути говоря, - это время похорон третьего базового мифа эпохи Просвещения, мифа о правах человека. Потому, что все 300 лет различные Силы, составляющие сегодня элиту западного общества, шли к власти, попробовали нарушение традиционных систем ценностей. Права человека ставятся выше интересов нации; интересы личности – выше интересов семьи; выше – интересов религиозных сообществ, государств и т.д.

Это основные прелести масонской идеологии XVIII века, правозащитные движения XX века и т.д., и т.п. Но после 11 сентября 2001 года западные же масс-медиа и лидеры общественного мнения начали говорить о другом – о том, что есть глобальная угроза терроризма. А поскольку угроза глобальная, она может угрожать везде и всюду; поэтому, люди, ради вашей защиты от глобальной угрозы, позвольте вас контролировать тоже везде и всюду. В условиях декларации необходимости ограничения прав человека, ради создания некой глобальной голливудской конструкции, я полагаю, для Православной Церкви очень важно научиться сегодня, в этой глобальной общемировой деревне, говорить с позиции защиты прав, защиты прав меньшинства, как это не странно.

Итак, теперь мы знаем и видим, что у нашей церкви есть масса серьезных проблем в будущем. У нас есть масса болячек в нашей жизни собственно и сейчас, но для меня это радостная весть. Когда я говорю, что православная Церковь чем-то болеет, для меня это радостно. Потому, что труп не болеет. Вот у трупа проблем нет. У православных – проблем куча, значит мы живы, все нормально, значит нас ждет нормальное историческое творчество в открывающемся XXI веке.

В заключении я хотел рассказать одну историю. Мой коллега, тоже диакон – диакон Павел Владимирский, араб, жил в XVII веке. Араб. Он был в России в XVII веке и оставил книгу своих воспоминаний. По-моему, это очень интересно. Расскажу вам один эпизод. Посмотрите. Все вы знаете праздник Вербного Воскресения – Вход Господень в Иерусалим. Согласно Евангелию, в этот день Христос на ослике въехал в Иерусалим. В Москве XVII века также решили – нужно подобный Евангельский обряд создать. И во время Крестного Хода Патриарх въезжал в Кремль, как в символ Иерусалима. Христос ехал на ослике, а в нашем климате ослики не водятся. Ради такого случая можно было бы репартировать парочку осликов, но была другая проблема: комплекция русских патриархов была немножко другой, отличной от фигуры Христа и поэтому возник вопрос: какой же ослик такое вынесет? Плюс к этому, как известно, в облачении Патриарха Никона только речного жемчуга был пуд. Пуд жемчуга в облачении патриарха! Где же такого ослика найти, чтоб такой груз вынести? И поэтому находчивые наши предки сделали так: патриарх сел на лошадку, а к лошадке привязали ослиные уши, и тем самым она считалась осликом. Но это просто интересная деталь, а вот дальше будет очень

интересная деталь. Под уздцы этого ослика с Патриархом вел царь Алексей Михайлович, вводил его в Кремль. И Патриарх за это царю каждый год платил 100 рублей. Огромные деньги по тем временам. Царь же эти деньги складывал в отдельную шкатулку и не тратил, и пояснял: это единственные деньги в моей жизни, которые я заработал сам и поэтому я хочу быть погребенным на эти деньги. И еще один эпизод. В то, время когда этот диакон Павел вместе с Патриархом Макарием был в Москве, по Москве и по всей России прошла эпидемия. Не помню, не то чумы, не то холеры. Огромные жертвы и, в частности, в монастыре. Это любимый монастырь царя Алексея Михайловича, под Москвой. И когда после окончания эпидемии царь Алексей Михайлович (он был с армией во время русско-польской войны), вернулся в Москву, то поехал в свой монастырь и выяснил: из 300 монахов 180 умерли во время эпидемии. И царь, узнав об этом, встал на колени перед монахами и сказал: "Отцы, простите меня. Это по моим грехам Господь вас посетил".

Здесь я не могу не вспомнить другого правителя России в недавнем прошлом, который обещал, что если в ходе реформ людям станет жить хуже, то он готов лечь на рельсы. Вот все-таки в этом и есть различие между христиански ответственным правителем и просто не понятно кем избранным.

Я рад тому, что Владыка Даниил и Фонд Апостола Андрея, администрация Сахалинской области предоставили возможность нашей встречи с вами. Спасибо.