В СЕНТЯБРЕ 1911 ГОДА

Не напрасны были слезы сирот сахалинцев! Не остались неуслышанными Богом вздохи их много-много настрадавшихся сердец! Не отказал, по милости Божьей, в их святых желаниях Св. Синод! С 1911 г. на южном Сахалине открыт приход, в состав коего должны войти оставшиеся в японской час­ти острова русские, переселившиеся на южный Сахалин пра­вославные из японцев и все православные орочоны. Даны Св. Синодом и средства для иерея и псаломщика. Даже более, чем ожидать можно, получил южный Сахалин: даны Св. Си­нодом потребные суммы и на содержание учителя.

Слава и благодарение Богу, подвигшему сердца святителей обласкать своею милостью сахалинских сирот! Великое дело - средства, деньги... Но кто пойдет из Матушки-России в такую даль? Кто предпочтет благоустроенным приходам сих разноплеменных и всюду рассеянных овец Христова стада? Кто, не прельстившись работают в организованных уже приходах, возымеет мужество идти на развалины и на­чать снова все организовывать?

И невольно тревогой билось сердце... А что, ес ли опозорится? А что, если окажется, что деньги дать много легче, чем найти хороших людей? Что, если и с деньгами останешься без людей? Ведь еще тяжелее будет тогда и твое сознание... А ка­ково и сахалинцам-то сознавать: «и за деньги-то к вам не идут»...

Да, поволновалось сердце немало. И не только тогда, ког­да не было найдено для Сахалина никого, - ни иерея, ни псаломщика, ни учителя! Но, кажется, еще более тревогой было сердце полно, когда найденный иерей о. Н. два месяца не ехал к нам; да и вестей о себе не давал.

Но, рассеялись, наконец, облегавшие сердце тучи, засве­тилось в душе яркое солнышко. Весело смотрится на мир Божий. Заранее радуешься радостью сахалинцев: хоть и позд­но, но прибыл, у нас уже о. Н.!

Прервал я свое путешествие по северо-восточным церквам Японии и, встретившись в г. Аомори с о. Н., проехал с ним на остров Хоккайдо, в г. Отару, уже знакомый читателям порт. Как дважды побывавший на южном Сахалине, я имею поруче­ние проводить к месту службы прибывшего о. Н.

ОБРАЩЕНИЕ С ЮЖНЫМ САХАЛИНОМ

Нет никакого сомнения, что только тот, хотя бы и отдален­ный, край страны почувствует себя частью единого целого, одной империей, в который вливается постоянно жизнь митрополии с ее продуктами, с ее людьми, с их интересами и из ко­торого обратно льется жизнь в митрополию... Но этот «взаимообмен» будет сонным, если мало путей сообщения с краем. а при совершенном отсутствии путей сообщения и совершен­но прекратится сей взаимообмен «кровью», жизнью у окраины с центром.

Посчастливилось в этом отношении южному Сахалину! Со­общение Японии с островом устроено идеально хорошо! Но пусть вместо фраз говорит дело! Как можно попасть на юж­ный Сахалин?

Прежде всего, отправляются на южный Сахалин из Хако­дате через Отару, с заходом в Оотомари до г.Маука пароходы Ниппон-Юусен-Кайся «Хиросаки-мару» и «Камикава-мару» (по 1450 тонн). С мая по октябрь включительно они делают по 6 рейсов ежемесячно, в ноябре пять рейсов, в декабре - два рейса, в апреле - три рейса. Таким образом, эти пароходы, обслуживающие прежде всего почтово-пассажирское движе­ние, делают 46 рейсов в год, прерывая их лишь на январь-март, когда гавани Оотомари и Маука покрыты льдом.

Но даже в эти холодные месяцы не останавливается сообщение с островом! Его поддерживает пароход «Дайрей-мару» (Оосака Сеосен Кайся). Пароход - ледокол и при своих зна­чительных (1337 тонн) размерах прекрасно справляется со льдами в Оотомари и Маука. Посещает он следующие порты по западному берегу острова: выйдя из Отару и зайдя в Оото­мари, он имеет остановки в Маука, Нодасан, Томариоро, Ку-синнай, Осеро, Кита-Наяси, Амбецу и на обратном пути - то же, кроме Осеро, но вместо этого заходит на остров. Кайбато (Монерон). Итак, - в 9 пунктов заходит «Дайрей-мару», со­вершая с апреля по ноябрь включительно по 3 рейса ежеме­сячно до Амбецу (у русской границы), а с декабря по март включительно по три рейса укороченных (Отару - Оотомари - Маока -Кайбато - Отару). Три рейса ежемесячных дают 36 рейсов годовых!

То же коммерческое (Сеосен) общество содержит рейсы и по восточному берегу острова. Но бурное Охотское море да­ет возможность плавать лишь с мая по октябрь включительно, когда пароход «Цикугогава-мару» (ок. 700 тонн) совершает рейсы дважды в месяц, посещая пункты «Хакодате, Отару, Оотомари, Чибисани, Тоннай, Сакаехама, Хигаси-Сирарака, Моттомари, Сиска, Чиривисани, Аузараси-дзима, Циппутома-ри, Уеннай (у русской границы) и обратно в те же порты». В 6 месяцев «Цикугогава-мару» посещает остров 12 раз.

Но этим еще не исчерпываются срочные рейсы на южный Сахалин. Вот - по восточному берегу, заходя в те же порты, ходит раз в месяц частный пароход. «Цуруга-мару»; делая 6 летних рейсов.

А по западному берегу два раза в месяц, 16 раз в год, хо­дит пароход «Cypyra-мару», выходя из Хакодате, с заходом в Отару, он посещает Кайбато, Хонтоо, Пироци, Маука, Уран-домари, Нодасан, Томариоро, Кусиннай, Усиноске, Моебиси, Осеро, Естор, Кита-Наяси, Амбецу и те же пункты в обрат­ном направлении.

Я уже не говорю о грузовых гигантах-пароходах, постоянно грузящихся лесом в Оотомари; о бесчисленных пароходах и пароходиках частных рыболовных компаний, о специальных грузовиках каменного угля... Одних срочных, почтово-пассажирско-грузовых рейсов 46 + 36 + 12 + 6 + 16 = 116. Количество почтенное, говорящее само за себя! И хотелось бы для уразумения сей цифры лишь спросить: а сколько срочных рейсов делается на северный русский Сахалин?

Да, северная новая окраина Японии связана живыми нер­вами с новой своей митрополией!

ИЗ ОТАРУ НА САХАЛИН

29 авг. (11 сент.) мы с о. Н. прибыли в Отару. Но срочный пароход «Дайрей-мару» отложил свой отход до завтра. Приш­лось дожидать сутки, закупая кое-что, необходимое для Саха­лина.

Ровно в 12 час. дня 30 авг. (12 сент.) загудела сирена: то «Дайрей-мару» выходил из гавани. Погода была прекрасная, расстояние до Оотомари - 227 миль, - должны придти в Оото­мари, при благоприятной погоде, завтра в 9 час. утра. Пере­ход занимает всего лишь 19 часов. Впрочем, тихоходы плетут­ся от 25 до 30 часов.

К сожалению, лишь в море узнал я, что в то время, когда мы выходили из Отару, приехал сюда, направляясь в Токео, сахалинский губернатор г. Хараока. Разумеется, много приятнее было бы иметь дело с самим хозяином, - а дел предстоит мне исполнить много и довольно щекотливых. Но пришлось утешать себя тем, что не может же остров остаться без хозяина, а если нет дома губернатора, будет всегда на месте его заместитель.

Не мало хлопот причинили нам и билеты! Купили мы их до самой крайней цели нашего путешествия, с правом делать в попутных портах остановки. Билет будет действителен на 3 месяца, - разъяснили нам в агентстве. Каково же было наше удивление, когда контроль заявил, что билет сей допускает перерыв путешествия лишь на 5 дней, а потому у нас он неиз­бежно потеряет силу. И, вероятно, указание на нелепость сих 5 дней, когда рейсы совершаются через 11 дней, убедило капитана оказать нам особую (чокусецу) любезность, разрешив воспользоваться сим билетом и на следующем рейсе «Дайрей-мару».

Свежий, прохладный ветерок не располагал проводить время на палубе. А скоро наступил и вечер, когда наслушавшись вдоволь грамофонной какофонии, можно было лечь спать: мы с о. Н. в особой каюте. Жаль лишь, что от табаку, да еще дур­ного, нет спасения и в каюте: ползет его дым через все щели!

31 авг. (13 сент.)... Ясное утро. Давно уже мы оставили на­лево «Нисиноторо-мисаки»... Налево виднеется берег, который уходит куда-то в глубь залива, постепенно принимая все более бледные цвета... Вместо него вырисовывается все яснее и яс­нее другая, правая сторона залива... Вот уже заметны крыши, дымит какая-то труба... пред самым входом на рейд Оотомари обгоняет нас вышедший на 2 часа позднее «Хиросаки-мару»... Мы прибыли в Оотомари...

Но как быстро меняется картина! С юго-востока над самой водой надвигается» темное облако: то стелется все ближе и ближе туман. Еще пять минут, - и исчез из виду даже наш сосед «Хиросаки-мару», лишь по грохоту подъемной лебедки можно было определить, где стоит гигант, грузящий лес... Не видя ничего пред собой и определяя берег лишь по шуму, по звукам, плывем мы на большой барже... Пронизывает туман до костей, отсырела одежда, неприветливо встречает Сахалин нас!

В ООТОМАРИ

Лишь на полчаса каких-нибудь опоздали мы, и пришлось ждать вечернего поезда. А до него еще 6 часов! Остановились и обогрелись в гостинице. А потом сходили посмотреть город... Одна из первых встреч: идет Егор Бубер... это - тот самый Бубер, который был безнадежно пьян в прошлом году и довел меня почти до слез малодушия... нынче трезв, одет в чистый пиджак... «Прости, батюшка, за все, что было в прошлом году», - догадался начать свой разговор Бубер...

- «Ну, ладно, что чувствуешь свою вину... Бог простит... Все еще пьешь? - спрашиваю я. - «Никак нет, больше не пью... так что ихняя «сача» (т. е. саке) мне вредна, а спирту стало не достать...» - Так или иначе, но даже Бубер не пьян, и кажется - не пьет... - Еще встреча: идет молодой парень с закрученными усами... оказался - Фома Кривовезов, и ка­жется, весьма рад был, когда пришло время сказать «прощай­те»...

В городе перемен мало... Строятся кое-где новые дома... и рядом с этим - масса домов пустых, заброшенных, полураз­рушенных, развалившихся... Оказывается, сначала в Оотомари было «Карафуточео», управление островом... Разумеется, мас­са чиновничества кормила город. Но «Карафуточео» переве­ли в г. Тоехара, и отселе началось некое запустение Оотомари...

Впрочем то, что осело, видимо, осело твердо. Что же каса­ется властей города, то ими делается все, что может послужить к процветанию города. Право, глазам не верилось, когда увидел я от самой пристани Сакаимаци до станции Оотомари проложенную легкую конно-железную дорогу в две колеи (Рис. 1)... И вот те 4 версты, которые брали столько времени и сил у тебя, теперь едешь в легком вагончике за 5 коп. Да, «по-щучьему велению» выросла эта дорога... и многие за нее спасибо говорят и скажут!

Но это «щучье веление» еще яснее почувствовалось, когда около 4 час. веч. мы пришли на станцию. Где «игрушечная железная дорога? Где эти «паровозы-самовары»? Где эта дековилька? В мае прошлого года я еще смеялся над нею, а в сентябре того же года дековилька была перешита на обычную японскую железную дорогу! Устроены станции-игрушечки в городах Оотомари (Рис.2) и Тоехара.,. «Игрушечки» - ибо так красивы они, окрашенные в бледно-розовый цвет! Увели­чено число станций до Тоехара на 2... А говорят - ведут же­лезную дорогу и к северу от Тоехара... Но это увидим после.

В 6 часов вечера прибыли в город Тоехара, где и остановились в знакомой уже мне по прошлому году гостинице «Хокуицукан». Вскоре пришел христианин-японец Иоанн Накао, с которым и провел я свой первый вечер в Тоехара.

В ГОРОДЕ ТОЕХАРА

Итак, я в Тоехара, в столице острова, бок о бок с властя­ми... Можно приступить и к делам...

Но какие у меня дела, - спросит у меня читатель. Разумеется, цель моей поездки - не проводить лишь к месту служения о. Н. Он сам - 31 года, из бывших военных: смог бы и сам на остров приехать, и русских отыскать...

Но есть дела, требующие именно моего присутствия- Дело в том, что получив причт для Сахалина, его высокопреосвященство обратился к императорскому послу, гофмейстеру Н. А. Малевскому-Малевич с просьбою исходатайствовать нам у японского министерства иностранных дел возвращение церковных зданий и церковных вещей, оставшихся после русских в южной части Сахалина... Официального ответа мы не получали. Но переводчик при «Карафуточео» господин А. известил письмом своего знакомого иерея, отца Павла Морита, что по распоряжению губернатора острова все церкви приготовлены к сдаче, собраны-де и церковные вещи... Ждут лишь из Токео «приемщика»... Поверив всецело сему письму, мы даже спешили «принимать» отдаваемое обратно нам… Тем грустнее было стать лицом к лицу пред некими «недоразумениями»...

Пасмурное утро 1 (14) сент. Я только что отделался от корреспондента, как доложили мне, что пришел из Карафуточео переводчик господин А. С радостью я приветствовал его... Но не столь радостны были вести его... Церкви освобождены от насельников и починяются... Собраны и церковные колокола... Но губернатор уехал в Токео... Сегодня он туда прибудет, и сегодня-завтра он телеграммой же ответит относительно передачи вам церковных зданий и вещей... Дело в том, что нас ждали дней на 10 позднее... Но губернатор уже извещен о ва шем прибытии»... - Таковы первые речи; не скажу, чтобы от них ясно стало на душе. Но делать нечего», - нужно ждать телеграммы и распоряжений.

Съездили на извозчике в русскую Владимировку... В доме татарина Садыка Гофорова взяли комнату для походной цер­кви... Повидались с Анной Богдановой... Порадовал меня старик Ипполит Федоровский: совершенно перестал пить и занимается разноской хлеба. Но узнал я и скорбные вести: цыган Николай Копаненко, мой кучер в третьем году, мой провожатый в прошлом году, убил прошлой осенью на охоте японца и присужден к 7 годам тюрьмы... Убил поляк русского в Мачунготане... От сего русского, Крылов его фамилия, осталась жена и четверо сирот... Скорбно и стыдно, что и на Сахалине не усмирились их души и дерзнули на убийства! Впрочем - в пьяном виде!

К вечеру о. Николай уже раскинул свою походную церковь и начинает в ней свои ежедневные службы... Без них он скучает, - так полюбил он сии часы общения с Богом, всего лишь нынче удостоенный священства, получив к нему подготовку на московских курсах прот. И. И Восторгова.

2 (15) сент. Ясная погода, хотя набегающие облачки и не дают еще забыть вчерашней непогоды... Весьма прохладно. Ровно в 7 час. утра я был уже в доме Садыка, где и вступил в исполнение неожиданно явившихся моих обязанностей: прочитал часы и спел обедню, ибо псаломщика о. Николай не привез, а петь и читать здесь некому. С великим духовным утешением пел я обедню. И тем лучше молилась душа, что батюшка о. Николай служил как-то особенно хорошо, одухотворенно... В Бога он уходит, с Ним он как бы сливается во время молитвы.. И дай, Господи, чтобы поняли его русские страдальцы, услышали глас его и пошли бы на его огонек... Но боюсь, - не огрубели ли их души настолько, что не их нуж­но будет ждать к себе, а самому придется идти к ним и искать их.. И достанет ли на сие у о. Николая и умения, и желания? Помоги ему Ты, Господи!

Чудно было на душе, когда я возвращался после литургии к себе в гостиницу... Но настроение мое еще более повысилось, когда пришел в 9 час. переводчик и сообщил, что телеграмма от г. губернатора получена, и его заместитель г. Накагава ждет меня с о. Николаем и прислал за нами губернатор­ских лошадей.

Поехали мы в Карафуточео... (Рис. 3). В губернаторском кабинете принял нас заместитель губернатора г. Накагава, - симпатичный человек лет 50, в генеральском чине, джентль­мен в полном смысле слова, джентльмен не по внешней от­делке, а по благородству своей души.

Мы представились ему. А он высказал радость по поводу того, что с приездом о. Николая и русские получают пастыря, попечителя своих душ... А затем сразу сообщил мне, что г. гу­бернатор, повидавшись в Токео с кем нужно, телеграфировал следующее: а) собранные из разных мест церковные колокола, числом 7, они теперь же «сасиагемас» дарят нам обратно; б) не имея по закону права уступать землю в собственность иностранцам, - они теперь же дают на 10 лет в бесплатную аренду участки земли под церковными зданиями с правом возобновлять при надобности аренду; в) что же касается цер­ковных зданий в Тоехара, Крестах, Галкине-Врасском и Наясах, то возвратить их нам в собственность здесь, на Карафуто, есть полное желание. Но в Токео вырабатывают какие-то особые правила, по объявлении коих и может лишь состоятся официальное возвращение нам церквей... А до той поры-де губернатор разрешает нам пользоваться зданиями и починять их...

Конечно, приятнее было и о церквах услышать: «каесимас» - «возвращаем». Но пришлось пока удовлетвориться и тем, что получили! Особенно ценно возвращение нам колоколов: душа удовлетворена!

Только что я успел возвратиться в гостиницу, как г. Нака­гава прибыл с ответным визитом. Право, как-то невольно влечется к сему благородному человеку. Но недолог был наш разговор: в 11 ч. 30 мин. дня отходит поезд на север от Тоехара, и этим поездом я намерен выехать для осмотра и «чернового» приема церквей в Крестах и в Галкине-Врасском.

В КРЕСТАХ

Ровно в 11 ч. 30 м. дня уселся я с переводчиком г. А в вагон и поехал от ст. Тоехара (рис. 10) на север- Итак, — дорога На север от Тоехара не в разговорах только: она — «по щучь ему велению» явившийся факт! Пока открыто движение лишь верст на 15, до деревни Березняки (рис. 11). На этом пространстве однако устроены три станции - Кусано (Луговое), Конума (Ново-Александровское) и Томиока (Березняки). Но полотно железной дороги почти совершенно готово и далее на север, проходя через Кресты, Большое Такое, Галкин-Врасский до Дубков (рис. 12), частью и на этом пространстве дви­жение начинается нынче осенью; но совершенно открывается вся линия будущей весной.

Оотомари - Тоехара - Сакаехама (т.е. Корсаков - Владимировка - Дубки), - вот линия железной дороги... И сколько удобств она доставляет рыбопромышленникам! Те­перь не нужно будет ждать в Оотомари 10 дней парохода, что­бы попасть в рыбалки по восточному берегу. Четыре-пять ча­сов езды, - и ты дважды в день можешь прибыть туда!

А говорить ли, сколько удобств эта линия доставляет жи­телям той долины, которая от Солонески тянется почти до Дубков? Сколько лесу «выкачает» эта линия с тех гор, что ле­жат направо и налево от нее!

Да, если пароходы берут в изобилии то, что дают берега и прибрежные воды, то эта линия вошла в самую середину острова и дает митрополии его произведения.

Но управление островом не намерено ограничиться этой дорогой... И не за горами, вероятно, время, когда отдающие благоустройству острова всю свою душу местные деятели осу­ществят свое намерение, т. е. протянут железную дорогу к северу (по вост. берегу) до Мануе, выведут ее на западный бе­рег в Кусуннай.

От Тоехара до Томиока поезд не шел и часу. А в Томиока нас уже ждала подвода из д. Большое Такое, заказанная по телефону... Неправда ли, весьма удобно сидеть в Тоехара и за­казывать по телефону себе подводу! А ведь Большое Такое, - самая обычная деревня!

Подал нам пару лошадей татарин Юсуп Сафыулла, экипаж - обычная рабочая двуколая телега. На соломе - соломенный мат, по-японски сидеть удобно. Но когда я попытался сесть по-русски, мои ноги оказались на уровне головы... Пришлось в первой лавчонке попросить пустой ящик и его иметь за сидение. Не особенно комфортабельно. И не всегда безопасно. Но при некотором внимании можно было и не вывалиться из телеги.

Дорога от Березняков через Кресты, Большое Такое до Малое Такое - еще постройки русских каторжников. Говорят, пред самой войной или во время ее были отпущены большие суммы на ее ремонт... Но эти суммы дороги не улучшили нис­колько, и сейчас она хороша там, где и без помощи людей бу­дет всегда хороша, т. е. по горкам; сносна на ровных местах... Но ямы и непролазная грязь на низменных местах. И как обидно слышать: «погоди, батюшка» - от Малое Такое до Галкина будет новая дорога, японская! Закатись!» И действительно - там «закатись», а как нашей постройки, - так «бе­регись, батюшка»... Обидно русскому сердцу... Но японскому умению строить и поддерживать дороги - слава!

Однако, мы уже и в д. Кресты... Русских здесь не осталось никого. Но стоит в рощице березок, ясеней и других деревьев наша большая церковь. Крестообразное, бревенчатое здание, подгнили лишь нижние венцы. Куполок сгнил, креста нет. Иконостасная перегородка осталась. Рамы, счетом шесть, сделаны новые, за счет Карафуточео. Не успели в одной из них вставить 3-4 стекол... Но - «стекла, вот, сейчас будут вставлены», здесь же мне объяснил начальник местных деревень. Устроены ими же новые двери наружные, новая солея... Вообще, - спасибо: употребили все усилия, чтобы дать нам не развалины, а подобие церкви... Но, разумеется, - внутри пустота!

Перед церковью, вероятно, висел колокол, над звонницей дел еще крестик. Направо и налево от входа к церкви дома,- полагаю, были церковные. Теперь в большом из них школа. Забора уже нет.

Осмотрев церковь, я принял от нее ключ. Здесь же отме­рил и тот участок земли, что дается нам в аренду. Постави­ли знаки: «Японская Православная Церковь»...

Дело было кончено... Опять торжественно взгромоздился я на ящик из-под американских керосиновых жестянок и пое­хал далее. Можно было доехать, конечно, и до Галкина-Врасского. Но там предстояло бы затруднение с ночлегом. Поэто­му доехав до Большое Такое, - в нем и заночевали.

В д. БОЛЬШОЕ ТАКОЕ

Деревня Большое Такое далеко не так велика, как можно подумать, судя по ее названию. Однако, здесь помещается де­ревенский начальник, есть городовой, почтовое отделение и даже телефон...

Но какую грусть наводит и эта деревня, да и другие быв­шие русские деревни! Населения русского нет: часть убита на войне, часть перестреляна во время войны, многие ушли «на материк», некоторые предпочли материку северный Сахалин... Население бросило свои постройки, побросали свой скот, ко­торый массами погибал от голода в тайге...

А новое население, так быстро выстроившее города Оотомари, Тоехара, Маука, так переполнившее всю береговую ли­нию, - новое японское население внутри острова, на русские места, в русские деревни, идет туго... И вот. одни дома стоят, без рам и дверей, но еще с крышей; другие уже и без крыши, и без потолка! Вот вместо двора, когда-то громадного, остались лишь столбы да часть бревен!... кое-где видны жители... Но, видимо, и им избы русские не по душе! Да, - картина разрушения всюду!... Есть даже совершенно опустевшие де­ревни (Ивановское).

Но почему не бежит население на готовое хозяйство? Мне кажется потому, что Сахалин дает все, что не нужно японцу, крестьянину, и не дает того, что ему нужно...

Много травы, можно разводить коров. Да. Но японцы дав­но ли пили молоко только в больницах? А и теперь, выпив мо­лока, морщатся больше, чем после стакана уксуса! Творог? Но его считают «испортившимся» молоком и выбрасывают... Масло коровье? Но из 10 человек его не будут есть пятеро, предпочитая ему масло растительное. Мясо? Но буддийская Япония не ела и не могла есть мяса; а теряющая старую веру Япония, если бы захотела мяса, нашла бы его всюду и поми­мо коров (куры, воробьи, выдры и т.д.)

Потом: хорошо родится рожь, особенно ярица. Но японцы не знают употребление черного хлеба, да и вообще хлеба. Ро­дится овес. Но на что он? Кормить лошадей? Но на что они? Ведь рисовых полей здесь не устроишь! А картофель, огурцы, особенно редьку, фуки (дудки), гобо (лопух) можно возделы­вать и без лошади!

И вот стоят пустыми русские дома в деревнях. Не видно, чтобы строили крестьяне свои дома. Совершенно нет новых распашек. Да и на старых лишь «пробы», «попытки», что-ни­будь сеять... И это рядом с большими хозяйствами русских!

Да и русские дома! В них стекла, много света; японцы стекла заклеивают бумагой. В них полы, а не мягкие соломен­ные татами (мары): но на полах без обуви холодно, а сидеть на досках жестко. В них печи: но печи занимают-де много места, - их срывают. А «хибаци» - жаровни зимой, не достает...

Так или иначе, но население в деревни идет туго. Да и то, что идет - беднота кажется, что только при условии, если японец-крестьянин переменит одежду, обувь, пищу, словом - если он перерядится, - только при этом условии возможна крестьянская колонизация острова..

Доселе же торговцы, рабочие и чиновники в городах, ры­баки по берегам, - вот состав населения!

* * *

Но о. Большое Такое. Уже издали заслышали хозяина-старика собаки, за околицей радостным визгом встретившие его. У дома - жена, дочь взрослая, дети... Все здороваются, целуя руку у батюшки... «Вот так мусульмане», - думаю!

Отвели мне просторную, чистую комнату... Чай, булки в масле жареные, молоко холодное, молоко парное, молоко топ­леное... Много молока!... Словом, - радушие без конца!

Дед-старик Юсуп Саулы-юлла, 30 лет на Сахалине, 20 лет уже «с правами», из Саратовских татар... Состарился, а все еще мечтает о родине: там есть еще сестра...

Жена, старшая дочь, - все они ушли в хозяйство! Ведь одних коров у Юсупа 36!... Только подоить их, - сколько времени нужно!

Зять-татарин Гайнулла деятельный хозяин, имеет 4 лоша­дей, пашет, косит, на охоту по соболя ходит...

А четыре мальчика Дзямальдин, Камальдин, Джалалдин, Шяряфдин... Один красивее другого! Двое уже ходят в япон­скую школу и по-японски знают куда лучше, чем по-русски...

Впрочем, старик просит букварей, и сам будучи грамотен по-русски и по-татарски, хочет учить по-русски деток... А что касается японского языка, то здраво он рассуждает: «выучишь чужой язык, - не за плечами его носить!... А когда-нибудь может и пригодиться!»...

Весь вечер прошел в беседах с милой семьей... «Сколько же вы запахиваете?» - А трудно, батюшка, сказать! Сколько сил хватает!» - «А сена косите сколько?» - «А, опять, косим, где хотим, и сколько хотим... И всегда достает!»... Словом, и земли, и воли много! Были бы лишь люди, да силы! И все же домой, в саратовские края хочется... О, родина!..

Вечером предложили мне и г. А. (переводчику) прекрас­ный ужин... Потом я помолился по-своему, а Дзямальдин, Камальдин и прочие «дин» по-своему... На прекрасной постели я и нашел себе здесь же покой, недостававшее звено в раме заставив ящиком - сиденьем с телеги...

ЧЕРЕЗ МАЛОЕ ТАКОЕ В ГАЛКИН-ВРАССКОЕ

3 (16) сентября ночью был мороз и настолько сильный, что побелели мосты и крыши. Нам еще предстояло съездить верст за 13 в д. Галкино-Врасское. Опять та же телега, тот же ящик из-под керосиновых жестянок вместо скамьи... Побольше наложили лишь сена... Поехали.

До Малое Такое дорога русской постройки. Яма на яме. Но проехали благополучно. В реках, в речках, в ручейках, в кана­вах, - всюду, куда только есть ход, масса «горбуши», по-япон­ски «масу». Был ее «ход» нынче особенно обильный... И вот горбуша тысячами вялится и сушится около жилищ айну, «масу» массой лежит выброшенная на берег и гниет, издавая зловоние, массу ее волокут по дороге, будучи не в силах снес­ти ребятишки; «масу» еще горбатая всюду видно в мелкой во­де, скопившись на каменистых перекатах... Но большая ее часть уже горбатая, и даже побелевшая... Значит, - негодная...

Интересна вообще жизнь и этой рыбы - «горбуши» и других, такой же породы (напр. кета). Идет она несметной массой, направляясь в устья речек, метать икру... В это время она еще совершенно красная, что кровь, и очень толстая, жирная... Массу этой прекрасной рыбы и перехватывают рыбаки, осо­бенно айну, в устьях сахалинских речек...

Но рыба идет постепенно, справляясь с стремительным те­чением речек вверх, предпочитая каменистые и песчаные мели глубоким местам. По мере того, как горбуша поднимает­ся вверх, она все делается тоньше и тоньше, темный цвет ее спины переходит в коричневый, потом в бурый, наконец в пестрый... Мясо из красного делается розовым и в конце почти белым... Спина выгарбливается больше, чем у леща, голова вытягивается и заостряется... Получается доскообразная гор­батая рыба...

Наконец, она покрывается пузырями. А иногда и без них издыхает. Вся рыба, пошедшая метать икру, в море не возвра­щается и непременно издыхает.

Рыба соленая, вяленая, сушеная - очень дешева и служит хорошим подспорьем сахалинцам. Кормят ею и собак.

Часа 1 1/2 езды, - и мы в Малое Такое, где отдохнули в семье Никанора Щербакова. У него очень ждут батюшку, ибо есть некрещенные дети; да и свадьбу задумал Никанор.

От Малое Такое до Галкина-Врасского дорогу русской постройки забросили. Японцы построили новую дорогу. И мы по ней уже не плелись, а великолепно ехали... Удивительно хорошо строят свои дороги японцы!

В Галкине-Врасском нас ждал уже начальник местных деревень, постоянно живущий в Дубках. Смерили землю под церковью, поставили знаки, принял я церковь... И здесь церковь приличная. Материал прочный, сохранились даже Царские двери, конечно без икон. Северная и Южная двери сде­лано все, чтобы остатки церкви сдать нам сколько-нибудь в сносном виде. Спасибо!

Но и здесь ни русских, ни православных японцев нет. Церковь приняли. Но как ею пользоваться? Или и ее перенести в Тоехара, и из материала нескольких церквей устроить одну, да хорошую?...

Й в 2 часа дня я возвратился уже в Большое Такое- Поезд из Томиока уходит пока раз в день, в 1 ч. дня. К нему мы опоз­дали. Пришлось еще раз заночевать у добрейшего Саулы-юлла...

День был ясный, теплый. Но утренник напугал хозяев, и взрослая половина семьи ушла на заимки жать овес. С ними же работают и нанявшиеся у татарина в работники Иван Баев, Николай Зеленов и Иосиф Чибашвили. Но кроме этих трех в Б. Такое есть еще русские, - всегда пьяный старик Дмитрий Кутузов и товарищ его по ремеслу Ванька непомнящий... «Только, батюшка, он на самом деле есть Дмитрии Соловьев», - объяснили мне русские... Разумеется они были не в поле!

С Камальдином сходил я на русское кладбище... К югу оно от деревни... Высокой травой и мелкими деревцами заросло оно... Есть еще кресты, даже заборчики около могил... Но мно­го крестов подгоревших.. Весьма смутился было я: неужели язычники-японцы так почитающие могилы, уничтожают кресты и заборчики... Но мальчик Камальдин разъяснил мне, что кресты подгорели во время пожара тайги, когда высокая сухая трава помогает огню проходить большие пространства и по пути уничтожает не только кресты на могилах, но и церк ви и целые деревни... Так сгорела Церковь в Березняках с частью деревни... А нынче сгорела часть д. Елани...

Сходил я с Камальдином и на реку... Близко она, - на их задворках. Горбуша хорошая, горбуша горбатая... Горбуша с икрой еще, горбуша на берегу гнилая... Достаточно было нам с Камальдином полчаса, и мы крюком, насаженным на длинный шест, выкинули на берег 7 хороших, с икрой, рыбин, ве­сом до пуда...

Приамурские рыбаки когда-то жаловались на Муравьева: «обманул их! Говорил: идет баба на реку за водой и коромыслом бьет бобра, а ведром черпает рыбу»... А рыбы-де не так много!., - Что касается бобров, то коромыслом их на Сахалине не бьют, но рыбу при ходе достают даже руками! А медве­ди, выходя к речкам, выбирают лучшую рыбину и, схватив ее лапой, откусывают лишь голову, прочее бросая... Рыбные богатства - быль, а не сказка.

Вечером опять полный стол уставили радушные хозяева, А к ночи оказалось и стекло уже вставленным... Спокойно, в чистоте и тепле спал я… И мне весьма позавидовал, вероятно г. А., в гостинице которого всю ночь был шум: один из посетителей убил свою молодую жену, сбежавшую от него и оказавшуюся здесь в услужении...

4 (17) сентября возвратился я в Тоехара. На ст. Томиока, быв. дер. Березняки, сходили на место сгоревшей церкви: стоит большой крест, предполагаю на месте алтаря.

Сюда ежедневно доставляются шпалы и рельсы: укладывают спешно путь к северу.

В Ново-Александровском устроен конский завод... Сюда же предполагают перенести из Троицкого и опытное поле...

Прибыв в Тоехара, остановился было в скромном помеще­нии Иоанна Накао. Но г. Нокагава (ицибучео) просил меня, в виду предстоящих еще дел и постоянных сношений личных и телефонных, остановиться опять в гостинице. Делать нечего, - «Хокуицукан» снова приютил меня...

Немедленно же сделал мне визит г.полицмейстер остро­ва (санбучео) Маида. Он оказался ревностным христианином-англичанином. Прибыл ко мне в сопровождении своего «бокуси» (пастора) Ооя... Оказывается, английский пастор живет в Тоехара уже 5 лет... Проповедует... Успех имеет... По празд­никам собрания устраивает... И эти собрания посещаются все­ми протестантами, без различия сект...

А мы-то доселе медлили, уступали поле брани... Еще ладно, что не соблазнились и наши христиане...

ЕЩЕ РАЗ В ТОЕХЕРА

5(18) сентября. Побывал еще раз в «Карафуточео». Сооб­щил г. Нокагава о результатах моей поездки в Кресты и Галкин-Врасский... Поблагодарил его за любезности, коими я так обильно пользовался в пути... Но г. Нокагава, по телефону командовавший всеми этими любезностями, решил - кажется - продолжить их до конца в высшей мере: по его распоряжению пароход «Дайрей-мару» будет стоять в Наяси не столько, сколько нужно по расписанию, а столько, сколько нужно мне для исполнения моего дела... Не любезно ли?!.
Наконец-то сегодня я получил и нечто реальное: мне передали колокола, собранные в Тоехара. Хранили их в кладовой, доселе они висели на «Хиноми», японских пожарных лестницах (каланчах), и извещали пожары... К сожалению, два ко­локола, один без обозначения веса, приблизительно пудов в 10, и другой в 5 пудов , оказались разбитыми, с трещинами...

Итак, церковные, освященные колокола, - опять вы воз вращаетесь на свое служение! Слава Господу, призревшему на поношение святынь своих!...

Принял я сегодня и в бывшей Владимировке участок земли под церковью... Принял и церковь... Но что за церковь! Ниж­ние два венца сгнили... Вся она осела на юго-восточный угол... И рублена-то она была, видимо, наскоро, небрежно... А теперь, когда в ней перебывали японское полицейское управление, японская школа, частные лица, - она представляет собою какое-то решето: всюду всеми вырезались двери, дверки, окна, оконца... Конечно, все это «заштопано» наскоро, но церковь отсюда не улучшилась... Ремонтировать ее? Но это потребует больших денег… А в таком виде молиться в ней прямо-таки грешно! Лучше всего ее разобрать и ее мате­риалом воспользоваться, как дополнением, при перенесении сюда церкви из Крестов...

В эту-то церковь я временно и перевел те 4 колокола, что сегодня принял в «Карафуточео».

* * *

6 (19) сентября принял я и прочие 3 колокола, но для сего пришлось съездить в Оотомари, где они были собраны. И этот день - день сюрпризов: с каждым шагом поражаешься, ви­дя любезность местных властей!...

Прибыл на вокзал... Хочу купить билет: не продают! «Вы-де служитель «веры», а все также, в пределах Южного Саха­лина, пользуются правом бесплатного проезда по железной дороге, по билету II кл.... - «Какую цель преследует эта льгота?» - спрашиваю я у переводчика... А ответ язычника слушайте вы, православные россияне! «Нужно поднять нравственность жителей острова; а для сего необходимо утвердить веру; посему-де и льготы предоставляются»... Какую веру ут­вердить, - это вопрос другой... И вот представителям всех вер предоставляют льготный проезд!... Право же поучитель­но!...

Приезжаю в Оотомари... Встречает начальник города с чиновниками... В кладовой хранится большой колокол... Ведут туда... Вход усыпан песком, кладовая обтянута материями на­циональных цветов... Ими же завернут и колокол... Сдернули материи, - и передо мною 50-пудовый прекрасный колокол с двумя маленькими колоколами... «Возвращаем не с досадой, а с любовью», - так заявили мне... И так, - полно колоколу звонить в буддийской кумирне! Опять он скоро будет «благовестить» в православном храме! Богу, нашему Благоде­телю, слава!

Несложна история этого колокола... Принадлежал он церк­ви в Оотомари... Церковь во время высадки здесь японцев сго­рела со всем Корсаковским постом... Но колокол спрятали... Однако «Ванька выдал», и им завладели солдаты... Но куда его девать? И вот армейское начальство дарит колокол буд­дийской кумирне (Ниси-Хонгондзи), откуда он сейчас и воз­вращается «к себе домой».

Наняв рабочих, я распорядился доставкой колоколов на станцию, для следования в Тоехара... Но на станции «на се­годня» не оказалось свободной платформы: везут рельсы на север, и состав поезда уже набран... Как быть?.., Не ночевать же колоколу на улице?! Пришлось идти к телефону, соеди­ниться с Тоехара. И через 10 мин., по распоряжению все того же г. Нокагава, нам была дана платформа и нашей платфор­мой с колоколами заменили одну отцепленную платформу с рельсами...

Полный благодарности к Богу, полный благодарности г. Нокагава, преблагодушно я ему вместо с колоколом в Тое­хара, Но сегодня - день приятных сюрпризов!... Вот на ст. Наказатоо (быв. Мицулевка) подбегает к окну вагона запыхавшийся, вспотевший русский... «Батюшка! Третий год ездите, Почему же ко мне не заедете? Что ж, что я поляк!... Я такой же русский!..» - Оказалось, - это поляк-католик Иосиф Любовицкий, отец Миши, торгующего хлебом... Увидел мое лицо в вагоне, работая рядом с железной дорогой, и вот при­бежал нарочно звать к себе... И вспомнились мне русские се­паратисты, вражда польских воинствующих католиков... И поблагодарил я Бога, здесь соединившего расточенное: «разве я не такой же русский?»... И я дал слово побывать у Любовицкого, когда улучу свободное время...

Уже стемнело, когда я возвратился в Тоехара. Малые колокола я сразу же отвез в церковь... А большой откатил с платформы к кладовым. Завтра платформу прикатят к церк­ви (линия проходит саж. 100 от нее) и колокола там спустят на землю... А наше дело - его доставить к церкви... Опять,

не любезно ли железнодорожное начальство? Ведь от станций до церкви - не меньше 1 версты!

* * *

7 (20) сентября. Я с раннего утра у церкви, в бывшей Владимировке. Не без труда доставили на катках 50-пудовый ко­локол. Потом, устроили за алтарем фундамент (рис. 4) и пол для колоколов и, уставив их на этом полу, покрыли крышей, через которую не мог бы проникать ни дождь, ни снег. В церкви сбирать колокола - опасно. Так здесь часты горные и лесные пожары, что мы всегда были бы в опасности потерять не только ветхое здание церкви, но и колокола. А они - несом­ненная ценность! Вот точный список их: № 1, колокол в 51 п. 4 ф.; надпись на нем: «вылит сей колокол в Москве в заводе Павла Николаевича Финляндского. Весу 51 п. 4 фун.» На колоколе изображения Спасителя, Божьей Матери, Иоанна Крестителя и Святителя Николая- № 2, колокол в 15 пуд, 25 ф.; надпись на нем: «лит в г. Валдае в заводе П. И. Усачевой 1891 г. Весу 15 п. 25 ф.». Изображений нет. № 3, колокол приблизительно пудов в 10, с трещиной; надпись на нем: «колокол лит в Олонце на Обжинском заводе СПБ, купца и почетного гражданина А. Д. Пиккиева 1865 г.». Изображении нет. № 4, весу 5 п. 3 1/4 ф., с трещиной, без надписи, с изображениями Рождества Христова и (вероятно) Свят. Иннокен­тия. № 5, колокол с надписью: «Вес 2 п. 17 ф. о. Сах. 1902 г.». № 6, колокол без изображения, с надписью: «лит в заводе П. И. Оловянишникова сыновей в Ярославле. Вес 2 п. 3/4 ф., № 7, колокол без надписи и изображений, весом в 1 п. 7 Уг ф.».

Итак, по милости Божьей под крышкой за алтарем церк­ви приютились 7 наших колоколов, в общем в 87 п. 17 3/4 ф« весом. Два из них разбиты, - перельем! И загудят они снова над г. Тоехара, благовествуя Христа и глашая в его ограду... Слава, слава Богу!... Хорошо на душе!...

ОБЕД У ГУБЕРНАТОРА

От имени г. губернатора Хираока я и о. Николай были приглашены г-м Нокагава на обед, устраиваемый по случаю нашего прибытия. Этот обед и состоялся сегодня. В числе приглашенных, числом до 20, были все главные чиновники «Карафуточео» и представители разных вер. Христианство, кроме нас двоих было предъявлено епископальным пастором - японцем г. Ооя, буддизм представляли бонзы сект Ниси-Хонгандзи, Хигаси-Хонгандзи, Ницирен-сю, Дзеодоо-сю, Зен-сю и ее подсекты Соотоо-сю... Все в своих парадных одеждах, с четками в руках, с «кеса»-ми на шее.

Сначала чинно мы представились друг другу и полчаса провели время в обычных предобеденных разговорах обо всем, и ни о чем, с одной думой: а скоро ли, все же...

Но вот лакей доложил: «готово», и мы с г. Нокагаза в ро­ли хозяина идем в губернаторскую столовую, - обед проис­ходил в доме губернатора... Роскошно украшенный стол ус­тавлен обильными приготовлениями японской кухни... И пра­во, приятно было: свое ценят, своего не стыдятся, своим уго­щают!...

Но не в угощении дело, хотя оно было не только обильно до излишества, но и причудливо до поразительности, и для привыкшего (а я - из таковых) - превкусно! Дело в сердце хозяев... А оно сказалось в речах!

По японскому обычаю, обед открыл своей речью г. Нока­гава... Красиво была она построена, но прекраснее смысл ее, - вот он: «...и оставшиеся на острове русские - не из луч­ших русских граждан, и переселяющиеся японцы - не цвет японского общества. Это-де, вероятно, уже понял еп. Сергий. Нужно поднять нравственность островитян... А как это сде­лать без веры?... Вот почему они и приветствуют прибытие на Сахалин о. Николая для служения, а мое - для устройства церковных дел».

На речь заместителя г. губернатора ответил и я речью, в коей указал, что Христос, Сам пришедший не для праведни­ков, а для грешников, и нас обязывает заботиться не только о лучших гражданах, но и - по-человечески рассуждая - об отбросах их! Посему в России были и есть церкви и в тюрь­мах, и в каторгах. Были они и на Сахалине. И служители церк­ви в свое время много поработали для сахалинцев.

Теперь, после невольного долгого перерыва, снова является к «несчастным» пастырь.., И слезы сахалинцев пусть скажут, как он нужен их душам. Верьте же, что только помочь русской душе стать лучше, - только для сего прибыл о.Нико­ей. И полюбите его, и помогите.

Но православными оказались орочоны. Есть православные и среди гиляков, и среди айнов.. Разумеется, - если и их научит жить по вере Христовой о. Николай, - он сделает, верю, работу только полезную для острова. Посему и на эту его работу смотрите с доверием к доброй цели ее. И помогите ему.

Но, заключил я, я не сомневаюсь в том доверии, в той люб­ви, какую и дальше встретит о. Николай. Сему ручательство то поразительнейшее внимание, каким мы оба окружены здесь с нашего появления на острове...

За сию любовь я и принес благодарность милейшему человеку г. Нокагава и просил засвидетельствовать таковую же и г. Губернатору.

Говорил тепло, выражая свою любовь к нам, пастор Ооя; говорил, сердечно приветствуя нас, бонза секты «Соотоосю»... Не обошлось без тостов за губернатора, за владыку архиепис­копа, за нас, за г. Нокагава...

Да, - с широко открытым сердцем встречают власти ост­рова возрождающуюся нашу Церковь на Сахалине... Только... нам бы не осрамиться там и все устроить «достойно» и право­славия и России...

А за широко открытое сердце воздай, Господи, Ты всем, воздай путями, иже Ты веси!...

Усеянное звездами небо... Пустынная уже улица... С добрым чувством в душе возвращались мы к себе на отдых... Ведь завтра - праздник Рождества Богородицы, - будем служить и утреню, и литургию. Будут и причастники!

* * *

8 (21) сентября. Пред службой исповедались у меня Федоровский, Богданова и Соловьев («Ванька Непомнящий»), а за литургией и св. Тайн, приобщились. После службы сделал прощальный визит г-ну Нокагава, поблагодарив его и за вче­рашнее угощение.... Г. Нокагава очень близко принял к сердцу мое желание иметь в Тоехара хороший участок под постройку церкви и просил лишь выбрать подходящий участок. Его содействие в этом деле обеспечено. Спасибо ему!

Вечером, к 7 1/2 час. приехал за мной полицмейстер ос­трова г. Маеда, и вместе с ним мы проехали в помещение английской церкви... Не очень широкое, но чистое, украшенное гравюрой «Моление о чаше» и разными священными картинами. Там уже собрались, в ожидании меня, пастор Ооя с 4-5 своими христианами, пресвитериане, методисты, православные... Словом, объединились все, кто исповедует Христа... Заб­рошенные далеко от центров, не имеющие своих руководите­лей, все христиане просили моего наставления... И я с легким сердцем поучал сих «разноверных» христиан, ибо знаю, что здесь делаются протестантами, разных оттенков «не протес­туя» против, наприм., католичества или православия, а лишь потому, что случайно услышали учение о Боге и Христе от про­тестанта. А приходится им встретиться с полным глубокого содержания, изобилующим благодатию, православием, и сколь много протестантов умилятся нашим богослужением, поражаются глубиною нашего учения! А те немногие и переходят и в православие.

Предметом своей беседы с собравшимися я взял слова из книги Деяний Апостольских, П, 42; «они (т.е. 3000 обращенных проповедью св. ап. Петра) постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении, в преломлении хлеба и молитвах». И по содержанию сих слов призывал всех христиан все более углубляться в учение Христа и Апостолов, проводить это учение в свою жизнь деятельною братской любовью, постоянно деятельно общаясь с Христом во св. Евхаристии и с Богом в молит­вах...

Разумеется, не всем «по вкусу» могли показаться мои сло­ва о св. Евхаристии, но всем они могли открыть глаза на то, что они уже имеют, и чего еще не имеют для получения спасе­ния...

Слушали мою беседу с глубоким вниманием, сердечно за нее благодарили... А затем в разных разговорах, главным об­разом, по вопросу: как бы повлиять на теряющуюся почву под ногами (веру) молодежи, мы провели время до 9 1/2 час. веч. Полицмейстер (христианин) опять проводил меня до гости­ницы.

Много передумал я, возвратившись в гостиницу... Вот, у англичан - все чиновничество. А у нас «худородные» мира се­го. Вот они уже получили в центре города большой участок... А нам дадут ли его? Но были и будем «по-прежнему»... И по-прежнему будет «с нами Бог»!

В ООТОМАРИ

9-го (22) сентября после обеда уехал я из Тоехара в г. Оотомари: завтра должен идти в д. Наяси пароход, а до его ухода я еще имею кое-какие дела в Оотомари. Провожает нас до д. Наяси переводчик г. Акимото.

В Оотомари сходил к начальнику города, поблагодарил его за хлопоты по доставке колоколов... Сходил и в Тера (кумир­ню) Ниси-Хончандзи, где находился наш большой колокол... Не знаю, приятно ли было бонзе мое посещение, но принял ме­ня с полною любезностью, угостил каким-то причудливым на­питком вместо чая и выразил «радость», что возвращение ко­локола доставило нам радость...

Но вечером мы были неприятно поражены: в море - буря, и пароход войдет в гавань не завтра, а лишь послезавтра... Ох, уж эти морские путешествия!... Как часто подолгу приходится буквально «сидеть у моря и ждать погоды»! Но постараемся пустоту заполнить, съездить в Третью и Вторую Пади...

* * *

В ночь на 10-е (23) сентября ударил сильный морозец. Пришлось доставать со дна корзины все теплое и, забыв теп­лую Японию, почувствовать себя в весьма прохладном Саха­лине.

Утренним поездом поехали мы с о. Николаем до Третьей Пади... Дед починял полы... Устинья хлопотала по хозяйству... Опять полились ее бесконечные речи, и они, кажется, весьма смутили о. Николая: тут и библия за семью печатями, и Лука, и все прочее, чему так верит невежество нашего народа... Во всяком случае и дед Никита, и Устинья узнали теперь своего батюшку...

Заложил нам дед двуколую телегу... «Гляди, - чека сломалась», - предупреждает деда Устинья... «Ничего, доедем», - по-русски, уверенно говорит Никита... Пришлось поверить ему... Влезли мы в телегу... Но вот поднялись на первую горку: «стой, колесо свалилось!»...

И вспомнилось русское «кажинный раз на этом месте!.».. Починили кое-как... Снова уселись, снова поехали... Но опять, «эх, опять оно окаянное!»... Ловит дед «окаянное» колесо, на­девает его, слегка починяет чеку... Разумеется, и еще ни раз остановились бы, если бы не подъехали, на наше счастье, ко Второй Пади...

Здесь, поздоровавшись с хозяевами, мы предупредили их, что к вечеру сюда приедет о. Николай с походной церковью, а завтра здесь же мы совершим литургию... И, не останавлива­ясь долго, поехали с Никитой Ивановичем до Оотомари... Никита был трезв, и поэтому, вероятно, молчалив... Нам оставалось лишь любоваться горами, которые право так похожи в своем осеннем убранстве на громадный букет, в котором на зеленом поле там и здесь виднеются желтые, розовые, красные и пунцовые цветы со всевозможными оттенками своих красок. В начале первого часа дня мы были уже у себя, в гостинице «Хоккайя».

Еще в прошлом году мне хотелось побывать на русском кладбище... 6-го (19) сентября, приняв колокол, я исполнил желание души своей и, провожаемый чиновником, успел схо­дить на гору и обойти с молитвою все могилки захороненных в Оотомари земляков. Но сегодня мы пошли туда вдвоем с о. Николаем... Я был за псаломщика... Поросли высокой травой могилки, гниют кресты и палисаднички... Никто-то, кажется, не бывает на этой горе... По крайней мере белка, нисколько не смущаясь нашим пением, продолжала что-то грысть, сидя пред нами на деревце: испуганный еще зверек…).

Горячо, сердечно помолились мы за всех, здесь себе вечный покой нашедших... К небу несся ладан кадильный: приими, Господи, и нашу грешную молитву...

Но как бы хотелось, чтобы родные, или кому вообще дороги могилки в чужом краю, вспомнили их, и не только здесь в Оотомари, но и всюду, где можно, на Южном Сахалине, возоб­новили кресты и обнесли места погребения забором... Ведь нам стыдно заботиться о могилках меньше, чем о своих могилках заботятся язычники... И не дождемся ли, когда они, язычники, пристыдят нас, взяв и о наших могилках заботу на себя?! Где вы, кому дороги могилки сахалинские?

* * *

С вчерашним поездом о. Николай уехал во Вторую Падь... А я с г. А. пошел прогуляться до Сакаимацы через гору...

Вот дом, кажемся, начальника русского гарнизона, снару­жи оштукатурен: здесь дают ночлег «важным гостям»... На го­ре - типичная русская деревенька... Пред ней «опытное» по­ле... Почему «опытное»? Не понимаю... И редька даже, и ка­пуста так плохи!

Вот далее память об обороне острова: установленное русскими, и доселе так и остающееся, подбитое орудие с не­забвенного «Новика»... (рис. 13). Между Сакаимаци и Порантомари на высоких деревянных башенках орудия: тоже остат­ки обороны... Невеселые думы наводят эти «памятки» о скорб­ной странице в истории нашей матушки-Руси...

Но все же видишь эти памятки и думаешь: защищали, защищали, Слава Богу!... А вот послушаешь разговоров оставшихся русских об «обороне»!... И совсем страшно становится! Ведь что говорят сии разговоры? «Японцев ждали, их приход кому-то был

нужен, война кому-то помогла выскочить белым из грязи, сухим из воды»... И единственно, чем успокаиваешь себя: вероятно, они врут, неправду говорят... Ведь так все это было бы ужасно, если бы было правдой!

* * *

11 (24) сентября. Отец Н. во Второй Пади и там ждет меня петь литургию. Поезда ждать долго, да и поздно он уходит, в 10-м часу. Пошел я поэтому пешком, по шпалам. Небо хму­рилось. Сильный западный ветер разогнал волну в закрытом даже заливе и, срывая верхушки волн, обдавал тебя постоян­но брызгами... Руки стынут от холода... Тем скорее шел я и в 9 ч. мог уже читать часы. В тесной избе, в передней светлице «раскинута» походная церковь. Собрались уже сюда дедушка Никита с Устиньей из Третьей Пади, и - семья хозяина Чемия... Но час утренний, когда всюду хозяйки топят печи... За­топили печь и стряпню развели и Чемия, чем весьма расстрои­ли о. Н. «Единое на потребу - молитва», - видимо, не уложи­лись сии слова о. Н. - я в душу Чемия, как, впрочем, и Устинья, ему ответила: «батюшка, а хлеба не поешь, - и молиться не будешь, умрешь»...

Но литургию отслужили, - я вот уже в пятый раз пою и читаю за псаломщика- А возвращусь я в Японию, - кто же будет помогать отцу Н.?! Жаль, что он не нашел и не привез с собою ни псаломщика, ни учителя, ведь и на них Св. Сино­дом отпущены средства!

Так как пароход должен был войти сегодня и, может быть, сегодня же и уйти в Наяси, - «гостить» было некогда и, оста­вив о. Николая складывать церковь, я решил пешком же возвратиться в Отомари. Еще во время обедни был сильный удар грома... И вот, едва я отошел от дома с 1/2 версты (а всего 6 верст), как полил сильнейший дождь с боковым ветром. Зон­тик рвало из рук, и он нисколько не помогал. Через 5-10 минут что-то холодное чувствуется на спине и правом боку: это я уже промок насквозь!.. Возвращаться? Но куда? И зачем? Ведь и во Второй Пади не переоденешься в сухое! Пришлось покорно отдаться дождю... Все тяжелее и тяжелее на мне ноша... Чув­ствую, - и сапоги уже полны водой... Холодно... Неужели,- опять ревматизм в награду за храбрость?

Час, даже больше, я шел до гостиницы. Идти к себе в но­мер, и даже подняться в коридор было немыслимо... И вот я, попросив свою корзину и достав оттуда все для смены «мокро­го до последней нитки», здесь же во входе («пригуци») и переоделся во все сухое... Участливые охи и ахи банто лишь по­могали мне, и принесенная «хибаци» с массой углей, а главное - чай, и согрели меня...

По телефону сообщили: «Дайрей-мару» вошел, но уходит из-за бури в Японском море, завтра». И слава Богу! Ведь и к «завтра» едва ли высохнет моя одежда!... - Больше, чем че­рез час после меня возвратился на лошади с церковью и о. Н.

ИЗ г. ООТОМАРИ в д. НАЯСИ

Наконец-то мы на пароходе, на пути к конечной цели о. Н. в д. Наяси! Сели на пароход в 10-м часу у. 12 (25) сентября. В 3 часа дня, ровно через 5 часов ходу, обогнули мыс «Ниси-Ноторо-мисаки» (быв. Крильон) и повернули прямо на север. Теперь, можно сказать - с каждым поворотом винта будет все холоднее и холоднее. В 5 1/2 ч. в. прошли на широте о-ва Каибато (Монерон). В Маука пришли около 12 ч. ночи, и так как пароход стоял недолго, да и время было уж очень позднее, на берег к христианам не сходили: я посещу их на обратном пути. С нами же едет и английск. пастор. Ооя, посещая сво­их христиан по западному берегу, - теперь он едет до Томариоро.

13 (26) сентября. Свежий ветер. Покачивает изрядно. В 7 ч. у. прибыли в Нодасан, простояли здесь до 8 ч. у. и лишь со страшными усилиями приняли почту и пассажиров. В 10 ч. у. пришли в Томариоро. Ветер еще более усилился, и волны ре­вели в берегу... Здесь уже отстаивается «Суруга-мару» и еще один большой грузовик-пароход, пришедший за каменным уг­лем: в 8 верстах отсюда открыты копи. Простояли и мы до 12 ч. дня. Но на все бесчисленные свистки - подать баржи и принять почту и пассажиров, - ответ один: красный флаг… Волнуется и г. Ооя: дальше у него христиан нет, а ведь не вы­садись он здесь, - ему придется ехать в Наяси и затем - высаживаться лишь на обратном пути... А это значит - потерять по меньшей мере 2 дня, прострадав их в море.

Но вот опускается позывной флаг, резкая сирена, - и мы идем в море... Все к капитану: «куда? куда? В Кусиннай?» - «Только не в Кусиннай, - туда бесполезно... Пойду в Осеро, а если и там будет бурно - в Наяси», - отвечает капитан…

Нам с о. Н. приятно: на день раньше придем в Наяси... Но с другой стороны - и тревожно: а что, если и в Осеро погруз­ка и разгрузка невозможна? Тогда ведь мы в Наяси придем ночью? Отцу Николаю высадиться днем ли, ночью ли - безразлично. Но мне нужно принять землю принять церковь, осмотреть ее, наметить ремонт... А все это работа не ночная!... Но приходится ждать «обстоятельств».

Но вот уже 7 ч- веч.! Мы входим в Осеро: один из лучших пунктов западного берега, совершенно защищенный от юго-западного ветра. После долгой качки и рева волн тишина залива как-то поразила своею неожиданностью. Раздается пение гребцов, слышны удары весел: везут груз... Заработала машина... Поднимаются перегруженные сетки, и десятки кулей, ящиков, бочек опускаются в готовые баржи... Но в другом месте на смену им поступают новые ящики, новые кули, новые бочки... Выгрузили все, погрузили все... А лишь 10 ч. веч.! Если уйдем сейчас, - в Наяси прибудем в 2 ч. ночи, - я ничего сделать не смогу. Пришлось поднять на ноги ослабевшего, вероятно, от качки, переводчика г. А., и он «изъяснил» капитану желания г, Нокагава...

И спасибо большое г. Нокагава: по его желанию «доста­вить мне все удобства», пароход выйдет отсюда после полуно­чи...

Дер. НАЯСИ

14 (27) сентября «Дайрей-мару» вышел из Осеро в 1 1/2 час ночи... Едва светало, когда раздался свисток парохода... Вот тянется лентой деревня (рис.5)... Далеко вправо как-то «посеревшее» здание церкви... 5 час. утра... Мы бросили якорь...

Сколько тревог было вчера! Ведь что капитан-то сказал: «если будет сильная волна, - возможно, что и высадка будет невозможна, и тогда он, прождав законное число часов, дол­жен будет идти обратно»... Неужели и о. Н. со своим багажом должен будет ехать обратно?

Но утро рассеяло наши тревоги! Как-будто нарочито для нас ветер резко переменился и дул с востока, от берега... Вы­саживались

спокойно. И лишь капитан просил «не медлить» в виду неустойчивости погоды и, возможно, новой перемены ветра... А стоять он здесь будет не 2 часа по расписанию, а 4 часа (по просьбе г. Нокагава)... Что ж? Русские пусть останутся и утешаются с о. Николаем... А для моего дела довольно и 4 ча­сов!

Встретить нас русские частью выехали до парохода... Большинство же их было на берегу. Передав землякам «батюшку» и отправив их проводить его в приготовленный ему дом, я пошел к начальнику местного «сичео» (отделение уп­равления островом), представился ему, представил ему о. Николая... И здесь выражают радость прибытию его... Пошли принимать церковь... Но... бывало в ней помещение полиции, жили и честные люди... Потолок посему закоптили, что в курной бане... Вырезаны и здесь два оконца... Пол испорчен, местами до полной непригодности... Рамы большие заменены по­ловинками, а верхние половины окон забиты досками... Словом, без серьезного ремонта не обойтись. Протекает крыша, не обит железом и куполок...

* * *

Но все это было бы ничего... Но вот оказалась беда! Свою деревню японцы строят, конечно, по плану, с прямой улицей... Церковь наша, удаленная от русских домов, пришлась в районе их деревни, и на 24 фута, всем входом, всею папертью и значительной частью центра своего она выходит на улицу, на­рушая план...

Отвели нам и участок земли... Но он, уходя далеко за ал­тарь, переднею границею пересекает церковь. Обидно... Но что поделаешь!

Просил начальник «сичео» снять теперь же хотя бы лишь вход в церковь, занимающий чуть ли не полдороги... Но согласился на мою просьбу: в настоящем виде все оставить до весны, ибо наступающие холода и скорый снег не позволяют начать серьезного ремонта... А весной самое лучше: всю церковь (не велика она: 4X5 саж.!) разобрать и, выскоблив заново потолки, стены, сложить ее уже по плану деревни, на нашем участке... На это потребуется, заявил плотник, рублей 200-300. Между тем, от такого ремонта церковь станет, что новенькая... На сем мы и остановились...

Но время идет... О. Николай спешно развешивает церковь: сегодня - Воздвижение Креста, и он намерен служить. А я, простившись с ним и русскими, сел опять на «Дайрей-мару» и отправился обратно, к югу.

* * *

Думы... Много дум на уме.. Приехал батюшка... Но приход его разбросан... Здесь - один... Тут - три... Там - семеро... И лишь в Наяси – сорок... Найдет ли он мужество пожертво­вать своим утешением и, лишая себя самого дорогого - служ­бы Божьей, отыскивать рассеянных братьев и им нести утеше­ние?

Приехал батюшка... Но из русских - не лучшие люди здесь... А в большей части или все, кроме детей, - когда-то преступники... И теперь - часто пьяницы.

Не полетят они на его огонек, если не тащить их «в начале» силой! Не настолько они нежны, чтобы поразиться святыми порывами пастыря и с ним «молиться» и «трезвиться». Им ну­жен - сильный пестун... И будет ли таким о. Н, силою зовя в трезвость, страхом спасая из огня?...

Безграмотна, темна масса русская... «Городят нелепости» ведь от темноты своей они... Возьмется ли за школу батюшка? ее ждут русские!

А эти дети в христианстве - орочоны! И для них ведь он!.. А они - кочевники...

О, сложна и трудна работа о. Н. Он должен посещать рассеянное, отрезвлять пьяное, просвещать темное, возвращать «в мужа совершенна» детское... Господи! Ты поддержи пасты­ря и помоги ему!

ИЗ НАЯСИ В МАУКА

Итак, я уже один теперь... Правда, едет мой спутник - пе­реводчик. Но он - по I кл. А первый класс «для хороших пас­сажиров», а не для нас, полунищих миссионеров...

Налево - нагроможденные одна на другую горы и горки... ожелтели березки, покраснели клены, резко выделяются багровые рябинки... Все это дает такой красивый ковер, что даже обгорелые стволы вековых пихт и сосен не так уж сильно режут глаз...

Бури нет, но волну развело большую... Погода все более хмурится и хмурится... А к вечеру собрался хороший дождь, с молнией и громом.

В Кусиннай пришли в 7 ч. веч., не заходя в Осеро, где все окончили вчера. Всю ночь, до 6 ч. утра, грузились и разгружа­лись. Совершенно успокоившееся море весьма нам помогало.

В 6 ч. снялись с якоря. Далеко позади верхушки гор на ночь успели побелеть: выпал уже снег. Полтора часа ходу - и мы уже в Томариоро... Наконец-то могли высадиться и г. Ооя, и другие пассажиры, невольно с нами прокатившиеся до Наяси...

Опять разгрузка. Небольшая погрузка... Но не забыл нас и ветер! И когда пассажиры снова садились на пароход, не мало горя хватили они! В 12 1/2 ч. дня мы уже шли далее. В 3 часа дня в Нодасан не без труда приняли почту, пассажиров и груз и, снявшись с якоря в 4 1/2 часа дня, через 2 часа пришли уже в Маука. Это было 15 (28) сентября. Уже стемнело. Море ревет... Что горы перекатываются волны... «Хасике даме десь» (лодка-кунгас не придет!), только и слышишь всюду... Свисток за свистком... Это капитан просит «хасике»... Но в ответ лишь воет ветер о снасти... Да зловеще светит на берегу красный фонарь, знак бури...

До 9 ч. веч. все же мы еще не теряли надежды высадиться на берег... Но все свистки оказались напрасными... Пришлось еще раз улечься в каюте и спать, качаясь на волнах.

16 (29) сентября. Ночью пароход снялся с якоря и ушел в море... Куда? Да опять в Маука же! Слава Богу!.. Оказывается, пароход укрылся от волн, к берегу всегда более сильных, чем в открытом море.

Свистки не прекращаются.,. «Если не дадут хасике, сов­сем отсюда уйдем», - решил капитан... Но наконец-то разда­лась пронзительная сирена одного из катеров, стоящих в Мау­ка и, имея на буксире баржу (кунгас), он направился к нам. Мы ожили...

Началась высадка... Но, нет, - это была не «высадка», ибо мы буквально «выпрыгивали» в лодку! Баржа то опускалась ниже красной линии, то поднималась до высоты пароходной не давая барже, ударившись о пароход, за что-нибудь одним боком зацепиться и быть опрокинутой волной... О трапе или, как его зовут японцы, «тарапу» не могло быть и речи!... Подпалубы... Гребцы, человек 10, баграми упираются в пароход, весили толстую доску на канатах... И нужно было «поймать момент», когда лодку подкинет до этой доски, - и прыгнуть в лодку...

« Прыгнули» уже двое... Решился и я... Помню - лодка «рядом»... Бессознательное движение вперед... Именно «безот­четное»! Под ногами ощущение - «твердо», «почва», «лод­ка»... Но вместе с этим «твердо» ты стремительно летишь вниз... Впрочем, для того, чтобы снова подняться до уровня па­лубы...

Почти ловят на руки побледневших женщин. Передаются, что мячики, из рук в руки дети... Летят в баржу чемоданчики, саквояжики, узелки... Но... увы!... вот полетели и корзины!... Волны приветствуют смелых пловцов, то и дело заставляя обтираться!...

Кончили «погрузку» пассажиров... Отдали веревку... Быс­тро нас отнесло за пароход в море… Но катерочек поймал нас, правда, в два приема, и мы оказались у него на буксире,.. Вот мы между волн внизу... Наш катерок почти полулежа показы­вает нам свое позеленевшее медное дно... Момент и... он внизу, в пропасти, а мы вздымаемся на волну... 10 минут ходу, - и мы уже за грядой подводных камней, своего рода «волноломов», - говорят одни.,. Но лишь уткнувшись в берег, один скептик сказал: «има дайдзеобу дач» и произвел взрыв смеха далеко не смешливо настроенных пассажиров…

«По пяточку прибавить», - просят лодочники... Что ж? И не пятачок бы прибавил за столь удачную высадку среди не­сомненной опасности!

Мы на берегу... Но... опускается под ногами почва... Нет-нет, и тебя кидает то вправо, то влево, - и ты протягиваешь инстинктивно руки, намереваясь «придержаться»... И это пе­реживание «качка» продолжалось часа три!.. Лишь долгая прогулка на свежем воздухе снова привела в порядок голову и нервы. Итак, - я в Маука.

Г. МАУКА

Отлежался... Пообедал... Нужно делать «визиты». Но скоро их окончил! Поехал в «Сичео» (отделение главного управления островом) и там представился и начальнику города, и прочим властям поменьше.

Здесь же узнал приятную новость: некоторые из сердобольных граждан города взяли на себя обязанность заботиться о наших русских могилках около Маука. И уже весьма при­вели их в порядок. Я пожелал их видеть и поблагодарить. Вы­звали их по телефону. Оказались милейшими людьми! «Что вас побудило взяться за это доброе дело?» - спрашиваю... А ответ неожиданно простой: «кому же об них, т. е. могилках, и позаботиться! А ведь если они разрушаются,- нехорошо». Пошел я с ними на русские могилки... Вот особняком, за городом на горе, крест... Обнесен новой решеткой. Внутри ее ни тра­винки... А вот и большое кладбище... Ходил, помню, среди мо­гилок скот... А теперь они обнесены незамысловатой, с проволоками, решеточкой, холмики подправлены, кресты установле­ны... Поставлен и укреплен крест и капитана Хеу...

Горячо я поблагодарил сих троих граждан за столь симпа­тичное дело их любви... Но как бы хотелось, чтобы и из-за моря пришли, посмотрели на эти могилки и существенно помог ли бы сохранить их от разрушения... Кому сюда за этим придти бы?... Не знаю.. Но Маука - большие промыслы г. Семенова…

Еще на пристани встретил меня Петр Такеуци... Вскоре пришел из д. Тея Иоанн Хебииси. С ним я посетил семью Ямамото... Таким образом привел меня Господь и еще увидеться со своими христианами... Вечером в гостинице немало и я побеседовал со всеми ними.

* * *

17 (30) сентября. Дул сильный ветер. Рано утром я сходил на русское кладбище и отслужил панихиду. А в 9 час. подали мне пролетку и повезли меня все те же, о кладбищах наших заботящиеся, в д. Кумикомай. Почему повезли? Да только по­тому, что я имел неосторожность поинтересоваться бытом айну. А Кумикомай - деревня айну. Близко деревня, не больше 2 верст до нее. Доехали быстро. Но, к сожалению, из мужчин дома никого не было: все ушли на охоту по соболя. Да и дети - в частной школе в Маука... Дома женщины... Но без мужчин у них был на все один ответ «не знаем».-. Так почти ничего не посмотрев, кроме кое-каких пустяков - рукоделий, мы и поехали обратно... Значит - «не солоно хлебавши», по новгородскому присловью!...

Но все-таки хотелось хоть что-нибудь об айну узнать. Поэ­тому заехали в школу, где обучают их детей… Собрано детей 12, обучать их пожелал бонза секты Зен (рис. 7), школку ус­троил в своей квартирке... Детей я спрашивал читать по-японски «Токухон'ам»: читают бойко, а старшие и с иероглифами справляются...

Итак... Но вывод грустен... Мы в свое время и русских-то детей не обучили русской грамоте... Где уж нам было браться за айну!... И оставались они «нетронутыми» со своей безграмотностью, со своими суевериями...

А вот бонзы уже обучают деток айну японской грамоте… И скоро-скоро все айну заговорят по-японски... А раз учатся при кумирнях, да еще - у бонзы, безусловно, и замолятся по-япон­ски, по-буддийски. Горький вывод... Но безошибочный!

После обеда я пошел в д, Тея. Она - к югу от Маука, в расстоянии не больше 2 верст... Там живет семья Иоанна Хе­бииси... Туда же из д. Томамай (прежде Томаманай) пришла семья Ефрема Такеда... Отслужил о здравии их молебен, со­вершил по усопшим их сродникам панихиду. Угощали свежи­ми огурцами - своими произведениями...

Но хмурилось небо, и я поспешил обратно в Маука... Да! Давно ли? Всего - в прошлом году я шел здесь без дороги, по камешкам морского берега... А нынче уже - дорога... Прав­да, еще весьма плохая! Но еще год - и будет весьма хорошею! Всюду-то сразу же дороги!...

* * *

Рано, часов в 8 веч. я улегся спать, намереваясь ехать на «бася» до Тоехара. Расстояние - 19 ри, около 70 верст... Но пошел проливной дождь… Не хотелось рисковать ни здоровь­ем, выезжая в ливень, ни жизнью, выезжая к тому же в 2 часа ночи (чтобы к вечеру быть в Тоехара). И отъезд я отложил. Уже куплены были билеты (3 р. с персоны)... Они и должны были пропасть... Но опять - доброе слово по телефону из Тоехара (все того же г. Нокагава), и билеты опять восстановили свою силу! Спасибо, право же, добрейшему г. Нокагава!

18 сент. (1 окт.) весь день, до 9 ч. в. дождь лил, не прерывая. Хорошо, что мы с г. А. не поехали... Иначе, - кости бы промокли!

Но с 9 ч. все стихло... Облака начало разносить… А когда в 2 часа ночи я садился на «бася» (телега) - небо было усеяно мириадами звезд.

ИЗ МАУКА НА «БАСЯ» В ТОЕХАРА.

19 сент, (2 окт.). Весь день я провел в «бася», направляясь Маука в Тоехара. - Дорогу эту устроили в 39 г. Меидзи (1906 г.), а правильное движение пассажирских «бася» открыли с 42 года Меидзи (1909 г.). Общество, содержащее «бася» и лошадей, субсидируется от «Карафуточео» (управления кровом). Но даже и эти экипажи - с верхом, защищающим от дождя, и имеют рессоры. Половину дороги мне пришлось сделать именно на таком «бася», и езда на нем неутомительна. Но уже двухколесные «бася» заменяют четырехколесными, рессорах, для трех пассажиров и кучера. Конечно – для него и лошадей пара. А эти экипажи, в одном из каковых я и приехал в Тоехара, - одно удобство! Разумеется, на случай дождя и они имеют верх.

Новая дорога пересекла три перевала. На расстоянии 19 ри (70 верст) устроено пять станций, средняя - со сменой лошадей и экипажа (точнее - с пересадкой на встречный эки­паж: лошади на ночлег возвращаются домой, пробежав в день 70 в.).

Вот среди темной ночи мы тихо поднимаемся в гору: это Кумазаса-Тооге (перевал Кумазаса)... Побрякивают бубенчи­ки лошадей, слабо мерцают фонари на оглоблях экипажей,.. Наши кучера идут далеко позади и бесконечно о чем-то бесе­дуют, предоставив нас и экипажи воле Божьей..,

Но вот и рассвет... 4 часа утра... Уже спустившись с горы, проезжаем без остановки какую-то станцию... В 6 час. утра имеем отдых на станции Оосака. Чай, кое-какие дорожные за­куски, - и все пассажиры чувствуют себя проснувшимися.

То и дело налетавшие облака тумана окончательно исчезают. С безоблачного неба ярко светит солнышко... Мы снова едем в гору: это Сакакибара-Тооге (перевал Сакаки-бара),,, Вековые пихты... Длинными волокнами тянется с ветвей к земле бледно-зеленый мох, придавая лесу причудливую картину... А дубы! А вязы! А березы! Все это - колоссальное не впервые ли увидавшее человека с появлением на острове японцев?

Станция Симидзу - говорят, самое красивое место по до­роге... Станция Накано... Здесь встретились экипажи и пассажиры пересели на встречных лошадей...

Едем дальше... Всюду шумят речки... По ним ловят собо­ля... А вот - и робкие попытки начать «свое» землепашество; в 3-4 местах устроены хижины, и крестьяне-японцы корчуют лес и начинают пашню.

Станция Оомагари... Запомнилась мне потому, что хозяйка с предовольным видом делила на части тушу выдры... Итак, - меню моих добрых японцев расширяется: и выдра пошла в де­ло!

Поднимаемся на третий и последний перевал - «Кусана-тооге», названный так по имени инженера, его изучившего и дорогу через него устроившего... С верха горы видна уже долина с Тоехара и другими селениями. Но спуск с этого перевала в сторону Тоехара - поразительно эффектный: зигзагами круто спускается дорога в долину... По одну сторону тебя - срезанные горы, по другую - глубокие «пади» долины... Быстро несущийся экипаж... Ощущения - сильные, но слава Богу - костей не поломали!

Станция Токиносава, а за нею дорога с медленным спус­ком по широкой равнине до больших русских деревень - Дальнее и Ближнее...

От Маука до дер. Дальнее устроено 84 моста, не включая малых... Много? Но это потому, что инженеры предпочли мос­ты через извилины рек срезами гор с мягким грунтом, с пос­тоянными - значит оползнями. Все мосты носят названия сво­их номеров, начиная их счет от Дальнего,

От Маука до Дальнего свыше 60 верст новой дороги... Ям нет .. Ровно!. Но вот и Дальнее... До Тоехара началась «наша» русская каторжная дорога... Именно «каторжная»: яма на яме. А грязи-то! Но и эту дорогу уже спешат привести в порядок.

Вся долина от Токиносава до Тоехара изрыта глубокими канавами: устраивают дренаж почвы для улучшения ее и рас­ширения площади, годной для посевов. Канавы выводятся в р. Сусуя...

Впрочем, бывшие пашни крестьян д, Дальнее и теперь за­сеяны овсом и пшеницей... И овес на них поразительно высокий и хороший! Но местами видны и ячмень, и капуста, и «на» (сурепица), и - разумеется, редька и лук.,,

Ровно в 6 ч. вечера мы прибыли в с. Тоехара, сделав 70 верст в 16 часов с отдыхом, в 13 часов без отдыха.., Три пере­вала, - не так, значит, и медленно!.,. А только 3 руб. с персо­ны - очень уж дешево!... Меня уже встречали в гостинице «Хокунцукан», куда о нашем прибытии мы сообщили телефо­ном. А телефоны - на всех попутных станциях...

ЕЩЕ В ТОЕХАРА

Все почти дела уже закончены мною. Но приходится в ожидании парохода, отходящего в Отару, еще пожить в Тоехара или Оотомари. Пользуюсь этим временем, чтобы присмотреть городе хороший участок земли под устройство на нем православной церкви...

Город расстраивается строго по плану, и одновременно в двух направлениях - к югу и к западу. Осмотрев

несколько участков в наиболее сухой части будущего города, - южной, я и остановился на одном из них. Размер 1560 цубо (кв. саж.), выходит на две улицы и два переулка и состоит, собственно, говоря, из 20 мелких участков по 78 цубо каждый. Брало сомнение, - возможно ли надеяться получить нам его, ибо он - в числе тех 10 участков, из коих предполагает выбрать для себя более подходящие предположенная к открытию с будущего года женская гимназия... Но меня совершенно утешил и пора­зил своей предупредительностью все тот же г. Нокагава! «Вы выбирайте для себя наиболее подходящее место... И раз вы остановитесь на каком-нибудь участке, - за вами он и будет! А женская гимназия выберет себе и из оставшихся! Ведь этим я заведую», - заявил мне г. Нокагава... Тем признательнее ему я, что мы просим-то участок, и нам его дают не за деньги, а в бесплатную аренду на 10 лет, с правом повторять и после аренду на те же сроки...

Дела особенного в этот день кроме осмотра участка и ви­зита к г. Нокагава не было. И я в гостинице занялся рассмот­рением сведений о школах на Южном Сахалине, каковые мне любезно доставлены по моей просьбе из «Карафуточео» (Глав, управление). Сведения о школах новейшие дают представление о школах к сентябрю 1911 г. Что же мы видим?

а) В городах Оотомари, Тоехара и Маука —3 начальных школы (6-летних), с высшим отделением (двухлетним). В этих школах детей, учителей и классов: (рис. 8)

Итак, в 3 школах обучается 1792 дитяти, над обучением их трудятся 34 учителя.

6) Но это - в городах. А оставлены ли без школ деревни, рыбалки и даже острова? Разумеется - нет! Ибо южный Са­халин стал Японией, а разве мыслимы японские дети вне школы? Они, по меткому выражению одного наблюдателя японской жизни, уже из «люльки», из колыбели ползут в школу... И это - полная истина!...

И вот на Южном Сахалине всюду, не исключая и прилега­ющего к нему с юго-западной стороны острова Кайбато (Монерон) - школы и школы! Где именно находятся сейчас школы, - я отмечаю на карте Южного Сахалина. Здесь же даю лишь общую их статистику (кроме 3 городских) - 55, маль­чиков в них обучается 1275, девочек - 1058, обоего пола де­тей 2.333 человека! Их обучают в 78 классах 80 учителей.

Итак: в городах 1792 малютки, в деревнях 2333 малютки,- в общем 4125 малюток! Это на Сахалине-то! А учителей 34 + 80 = 114! Какое отрадное явление!

Кстати, - в коренной Японии количество учащихся состав­ляет 1/10 часть населения Империи. Если взять эту же мерку и для Сахалина - количество населения Южного Сахалина выразится в 40.000... А может быть и выше!...

С какой завистью приходится убеждаться, что всюду, где появляются, переселяясь японцы, - они умеют заводить не только «веселые дома», как, к сожалению, справедливо некоторые говорят, но - и школы для своих детей, и возможность переселенцам «обучить» детей грамоте безусловно устраняет один из тормозов в деле переселения...

21 сентября (4 окт.). После вчерашней непогоды такой яс­ный, теплый день! Ранним утром я отправился к вновь устро­енному главному синтоисткому храму острова... А назвали его - «Карафуто-дзиндзя», т. е. храм острова Карафуто... (Рис. 9). Он удален от города версты на 2, расположен - по обы­чаю, на склоне горы, окружен пихтовой рощей, устроенной из бывшего леса... Ведет к дзиндзя прекрасная шоссирован­ная дорога...Этот храм прекрасной, стильной постройки, обо­шелся уже в тысяч 40. А и еще работы по украшению площа­ди пред храмом продолжаются... На церемонию открытия это­го храма приезжал представитель Императора Японии, один из генералов японской армии (Накамура).

По установившемуся уже обычаю, возле каждой мия (дзиндзя, синтоистский храм) помещают какой-либо из трофеев последней войны. Не без трофеев и эта «дзиндзя»! На каменном фундаменте при мне заканчивали установку трубы крейсера «Новик»... Изрешеченная небольшими отверстиями от осколков снарядов, она в нескольких местах буквально разворочена снарядами... И если может она что-нибудь ска­зать японскому сердцу, то разве лишь вот одно; смотрите, как по-львиному бился сей лилипут флота!... И все же жи­вым в руки не дался, а поспешил на родную землю и ей от­дал свой последний вздох,.. Смотрите на его «остатки» и поучайтесь... Но как было бы хорошо, если бы не чужие, а свои поучались от останков героя «Новика!»

* * *

Сходил сегодня и к нашей старой церкви... Но она, кажет­ся, еще плоше показалась теперь!... Лишь покрытые хорошей крышей колокола дают душе отраду: опять они дома, на сво­ей службе, а не в рабстве буддийских тера и на пожарных лестницах!...

Вот на юге затрещали ракеты.., Дым их высоко в небе не­сет его ветром и скоро развевает... Это возвратился сейчас г. губернатор. Слава Богу! Завтра представлюсь ему и мож­но будет уезжать из Тоехара!

* * *

После полудня съездил в Накасатоо (быв, Мицулевка) к Иосифу Любовицкому, поляку-католику. Большая семья - 8 человек, хороший дом, чистая комната, украшенная образа­ми и картинами священных событий... Масса земли, есть лошади, коровы... Пекут хлеб и продают на станции. Добрая семья и на половину грамотная... Мне были необыкновенно рады... А вот визит немца из Японии (ксенза) их не обрадовал... Разумеется, вся семья и благословение брала, и руку пастыря целовала... Ни малейшей «нетерпимости», а уваже­ния много.

Я пробыл в гостях у этой семьи поляка два часа... И ис­тинно утешился: русская душа в нем сейчас сильнее, чем когда-либо!

А вот к японцам что-то и Любовицкий не очень расположен.. «Говорят, они, что мы к ним не подходим... А вот они-то, батюшка, так совершенно к нам не подходят», - говорит Иосиф... И доказывает это весьма резонно!

Здесь же я получил декабрьскую Минею, которую нашел случайно у язычника Иосиф, отобрал ее, и теперь возвратил мне...

Нагруженный хлебом белым, маслом, яичками, я возвра­щался в Тоехара от хлебосольных поляков...

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ г. ГУБЕРНАТОРУ

22 сентября (5 октября) в 9 час. утра я представился гу­бернатору острова г. Хираока. Уже знакомые мне покои, в которых был устроен нам обед. Губернатор еще молодой срав­нительно человек, лет 5 стоящий на своем посту. Принимал меня в своем японском кимоно и хаори... А они так просты и однообразны всюду, что из-за них трудно усмотреть губерна­торское величие... А может быть, оно и «не в моде» здесь!,..

Я поблагодарил губернатора за все, что я здесь получил для нашей православной церкви, а также за неизменное вни­мание к нам, какое мы всюду на острове встречали.

А г. губернатор повторил мне то, что уже передал мне ранее от его имени г. Нокагава, еще раз уверив, что в возвращении церковных изданий отнюдь не отказывают они, но лишь придется несколько подождать, пока не будут исполнены все формальности...

Когда же я заговорил об участке земли в Тоехара под устройство нашей православной церкви, то губернатор не только проявил полную готовность дать нам земли в Тоехара «где угодно и сколько угодно», но пошел даже далее, предупреж­дая наши желания: «вы бы просили земли в Оотомари, и в Маука, и в других местах, пока еще много свободных участков!.. Я не учу, конечно, вас, но мне казалось бы: устроить в Тоехара центр проповеди, а в разных местах - мелкие отделения, было бы для вашей церкви полезно»... Это говорил не христианин!... Как истинно, широко и далеко вперед смотрит почтен­ный г. губернатор! Разумеется, его советом не замедлим воспользоваться!

Что касается миссии о. Николая, то г. губернатор усиленно просил меня передать о. Николаю, чтобы он сообщал ему о всех неудовольствиях и жалобах, какие могут к нему посту­пать на японцев со стороны русских... Напрасно я говорил, что миссия о. Николай исключительно церковная; что основной принцип нашей японской церкви - стоять в стороне от поли­тиканства, честно делать свое церковное дело, что этим был и есть силен и Высокопреосв. Николай; губернатор все это слу­шал и все же закончил нашу беседу: «а все-таки, - я этого от него жду, и о сем его прошу... Жалобы бывают часто. Но столь же часто - ложные. А если удостоверится справедливость жалобы о. Николая, - мы немедленно удовлетворим обиженного», - таков смысл слов г. губернатора.

Откланявшись губернатору, я простился с ицибучео г. Нокагава, оставил карточки отсутствовавшим нибучео г. Озаки, санбучео г. Маеда. Час на собирание багажа - и я поездом выехал в. Оотомари, провожаемый на станции русскими и японскими христианами, полицмейстером острова г. Маеда, епископальным пастором Ооя, христианами других исповеданий... На ст. Накасато пришла проститься семья Иосифа Любовицкого... Погода была пестрая... Дул сильный ветер и ма­ло на завтра обещал доброго!

* * *

Действительно, 23 сентября (6 окт.) пароход Ниппон Юусен Кайся «Хиросаки-мару» в Оотомари не пришел. Но его и в Маука нет, сообщили по телефону. Очевидно, - из-за бури в Японском море он отстаивается у Кайбато (о. Монерон).

Днем - холодно. Писать, - но руки коченеют. Дела нет никакого. Скучно без дела...

* * *

Наконец-то есть пароход, идущий в Отару! Сегодня (24 сент. - 7 окт.) пришел с восточного берега «Цикугогава-мару»... Правда, - он лишь 700-тонный пароход и тихоход... Но без дела так тоскливо, так и потянуло «к себе домой, в Японию», что я рад был сесть на какую угодно «мару»!

Снялись с якоря в 12 час. дня... Но сразу же пошел дождь, завыл ветер... Капитан не решился выходить за мыс «Нисиноторо-мисаки» (Крильон) и в 4 1/2 ч. дня мы бросили якорь недалеко от него, в Хициконай...

Но к 9 ч. вечера погода уже значительно улучшилась... Мы пошли далее.

25 сент. (8 окт.) в 6 ч. утра прошли мимо острова Рисири: вершина его конусообразной горы уже в свету... В 11 ч. утра остались налево острова Теури и Ягисири... То и дело налетают облачки и моросит дождь. После большой бури в море мертвая зыбь...

Но вот и маяк, - вход в бухту Отару близок уже... По горе - масса огней: это и есть Отару... Ровно в 8 ч. вечера мы обогнули красный фонарь на конце волнолома... А через пол­часа уже я был на берегу!...

Переночевав в Отару, 26 сент. (9 окт.) я поездом приехал в Хакодате, откуда намерен был сразу же ехать до Номори. Но перехватили меня христиане, и я ночевал у них, во временном церковном доме, так сказать «на пепелище»... Полились расспросы, разговоры... И не без боли христиане Хакодате го­ворили: вот и на Карафуто будут и церкви, и колокола,- а у нас пока… ничего!...

27 сент. (10 окт.), ровно через месяц по отбытии отсюда с о. Николаем на Сахалин, я возвратился в Аомари, где нашел почту за месяц... Господи! Опять испытание России-матушке! П. А. Столыпина не уберегли, и Россия его потеряла!..

Тяжелым камнем навалилась на душу сия весть... И как она испортила настроение, с которым я возвращался было в Токео!...

Но... Господь П. А. Столыпина России дал, Господь его и взял!... Дай, Господи, многострадальному Отечеству и нового мужа по сердцу Цареву, и народному...

* * *

Уже в Японии дописываю сии строки... Что-то поделывают земляки на Сахалине? Отрезвляются ли? Дети их грамоте обу­чаются ли? Все ли уже покрещены, исповеданы, причащены, перевенчаны?...

А орочоны? Отысканы ли они?... Утешены ли после долгого отсутствия пастыря? И не потеряли многие из них драгоцен­нейшее из сокровищ - веру Христову и души спасение?...

Пастырей Руководителю! Ты поддержи о. Николая в трудном его деле!..